— Ну вот, Павел Тимофеевич, — проговорил он веско, — приступайте к своей реабилитации. Отныне вы в полном распоряжении командира Отдельной кавалерийской бригады Григория Ивановича Котовского. Что он вам прикажет, то и выполняйте. Жизнью придется рискнуть И Котовский ежедневно рискует жизнью, хоть и не совершал никогда ника-ких преступлений против советской власти… Напротив!..
Ектов стоял навытяжку перед командующим. Некоторую мешковатость, которую ему придавал штатский костюм, как рукой сняло сейчас не могло быть сомнений, что это кадровый военный.
— Что же касается всего прочего, — продолжал Тухачевский, — то можете не сомневаться слово советской власти крепкое! Заслужите помилования — помилуем. Все зависит теперь от вас… ну, и в какой-то степени от Котовского, конечно… А он, поверьте, вас не обидит!
После этого напутственного слова Ектова увели. Командующий рассказал его историю…
Что же представлял собою Ектов Крестьянин Тамбовской губернии, по собственным описаниям его хозяйства — подкулачник, если не кулак, он был призван перед японской войной в армию и за храбрость дослужился до офицерского чина. Главнокомандующий царской армией в Маньчжурии, злополучный генерал Куропаткин, которому почему-то очень полюбился расторопный фельдфебель Ектов, чтобы произвести его в офицеры, предварительно наградил орденом Владимира «с мечами и бантом», дававшим по царским законам право на личное дворянство.
После первой мировой войны Павел Тимофеевич ушел в запас в чине штабс-капитана. В годы гражданской войны воевать не захотел ни на стороне красных, ни на стороне белых. Уклонившись от регистрации, которой подлежали все царские офицеры, удалился на родной хутор и занялся сельским хозяйством.
Когда началось кулацкое восстание, в избу Ектова заехал Антонов. Он и его приближенные хорошо знали прошлое штабс-капитана. Они стали его уговаривать, звать с собой.
— Все равно тебе не сносить головы, Павел Тимофеевич, — говорил Антонов, — узнают про твое офицерство красные, худо будет! Я уже в уездной милиции не начальник, покрывать тебя некому! А пойдешь с нами, свергнем советскую власть, того и гляди в генералы выскочишь! Собирайся…
Ектов не стал напоминать Антонову, что его укрывательство обошлось в свое время недешево — и деньгами и продуктами, — и наотрез отказался. Он говорил, что ему надоела война, что он обзавелся семьей и мечтает только о спокойной крестьянской жизни. Антонов уехал ни с чем.
После первых же серьезных столкновений с красными войсками Антонов убедился, что у него в штабе не хватает грамотного военного человека сам он в тактических вопросах разбирался слабо, его атаманы, в лучшем случае, были унтер-офицерами царской армии. Он опять вспомнил про Ектова и, проезжая как-то мимо хутора, в котором тот жил, снова зашел к нему. На этот раз он разговаривал уже совершенна другим тоном.
— Ну, Павел Тимофеевич, — сказал он сквозь зубы, вынув револьвер из кобуры, — собирайся быстро, поедешь с нами. Даю тебе десять минут на размышление и, если откажешься, расстреляю как собаку! Хозяйство спалю, семью пущу по миру… Так я поступаю со всеми изменниками народному делу!
Ектов знал, с кем он имеет дело этот шутить не станет, у него и так уж руки были по локоть в крови! Что ему еще одна человеческая жизнь, еще одна разоренная семья!.
Так бывший штабс-капитан Ектов под угрозой смерти стал правой рукой Антонова и начальником штаба бандитских войск на Тамбовщине. Не лежала у него душа к этому делу, но герой двух империалистических войн после минутного размышления под дулом пистолета решил, что другого выхода у него нет…
В штабе антоновской армии, с того момента как кулацкое восстание приняло широкие размеры, находился бесстрашный разведчик ВЧК Алексеенко. Он прибыл из Москвы с мандатом от военного бюро подпольного ЦК правых эсеров в качестве уполномоченного при антоновских войсках. Мандат был подлинный и подписи на нем подлинные, только пресловутое «военное бюро» московские чекисты через несколько дней после отъезда Алексеенко ликвидировали.
Алексеенко был настолько тщательно законспирирован, что о присутствии в штабе Антонова нашего верного человека никто не знал в Тамбове — ни губчека, ни командующий. Очень сложным путем по мере необходимости Алексеенко сносился только непосредственно с Москвой.
Однажды он вручил Антонову полученное им из Москвы письмо, подложное конечно, от подпольного ЦК эсеров. Руководителю тамбовского контрреволюционного восстания предлагалось выслать двух делегатов на намеченное в ближайшее время совещание всех действующих на территории молодой Советской республики и на Украине антисоветских сил. На это совещание, созываемое в Звенигороде, под Москвой, где предполагалось объединение всех вооруженных отрядов внутренней контрреволюции, должен был прибыть из-за рубежа «сам» Борис Савинков. Такая приманка была придумана специально для тщеславного Антонова. Безопасное путешествие делегатов туда и обратно, пользуясь нелегальными линиями связи подпольного военного бюро эсеров, должен был, по смыслу московской «директивы», обеспечить Алексеенко.