Антонов поддался на удочку и собрался ехать в Москву. Хвастун и честолюбец, он увлекся мыслью о том, как, связавшись с «великим» Савинковым, выйдет, быть может, и на международную политическую арену! Но в последний момент перед отъездом Антонов скрепя сердце вынужден был изменить свои планы. Генеральное сражение с красной конницей становилось неизбежным (и оно действительно вскоре началось под Бакурамн). Беспечный опти-мист, впрочем легко поддающийся панике после первой же неудачи, Антонов рассчитывал на легкую победу. Он мог бросить в решительную, как ему казалось, схватку с большевиками пять тысяч конников. По его расчетам, даже если в этой операции к пятистам саблям Котовского присоединятся семьсот сабель Дмитриенко, все равно огромный численный перевес останется на его стороне.
Бандитские атаманы, хотя и действовали совместно, постоянно враждовали друг с другом в борьбе за власть и славу. Ну хорошо, он, Антонов, поедет в Звенигород, а тем временем состоится генеральное сражение, красная конница будет разгромлена, и всю честь этой победы припишет себе командующий первой бандитской «армией», выскочка, подпрапорщик царской армии эсер Богуславский А можег быть, командир «дивизии» громила Матюхин Или, чего доброго, командир «бригады» воришка Васька Карась Тогда Антонов приедет из Москвы к разбитому корыту. За время отсутствия победители спихнут его. Уедет главнокомандующим, а вернется никем. Нет, не бывать этому! И Антонов решил не ехать на звенигородское совещание, а направил туда начальника штаба Ектова и политического комиссара своих «войск», матерого врага советской власти, старого эсера Ершова, который когда-то знавал Савинкова лично.
Бесстрашный Алексеенко прекрасно справился со своей задачей он благополучно доставил обоих делегатов в Москву, а там прямехонько в комендатуру ВЧК.
Ершов держал себя вызывающе, непримиримо и не пошел ни на какие уступки, не пожелал раскаяться. Этого матерого врага советской власти коллегия ВЧК приговорила к расстрелу.
Иначе повел себя Ектов. Побеседовав несколько раз с Дзержинским, Ектов чистосердечно рассказал всю правду о своей жизни и предложил искупить совершенные им преступления любой ценой. Для себя он ничего не просил он согласен был на все, лишь бы освободили его жену и трех взрослых дочерей, которые, как ему стало известно, находились под охраной губчека в Тамбове. Ему поверили. И теперь он поступал в распоряжение Котовского.
Закончив свой рассказ, Тухачевский вопросительно глянул на командира кавалерийской бригады. Потом спросил:
— Ну, как, Григорий Иванович Надумали что-нибудь… Учтите, Ектов приговорен к расстрелу… условно, конечно… Дальнейшая его судьба — длительное заключение или полная свобода — будет зависеть от того, как он сумеет искупить свою вину. Что касается семьи, то, как ему и обещал Дзержинский, она будет скоро освобождена, но на всякий случай вывезена из Тамбовской губернии…
Котовский молчал, то и дело подергивая себя за нос.
Наконец Котовский медленно заговорил, заметно заикаясь, как всегда, когда он бывал взволнован.
— Видите ли, Михаил Николаевич, есть у меня, признаюсь, одна идейка… Только я сейчас, сию минуту ничего вам о ней не скажу. Как говорят у нас на Украине, «це треба разжувати».
Командующий внимательно слушал. Котовский продолжал:
— Идейка неплохая, только тип этот уж больно ненадежен. Взяли его будто насильно, под дулом пистолета, а после этого он почти год оставался добровольно правой рукой Антонова… Что же, сбежать не сумел от этого трепача Герой двух войн! Нет, тряпка он, баба, а не штабс-капитан! Я бы на месте Куропаткина дворянином его не делал…
Тухачевский прервал Котовского:
— Ектовская версия такая он долго не знал, что его семья взята под стражу органами губчека… Их ведь забрали в Тамбове, у дальних родственников, где они скрывались. Ектов боялся мести Антонова по отношению к семье, если он сбежит. А вообще, по его словам, он находился у Антонова как бы под домашним арестом, за ним следили. И Ершов по пути в Москву ему признался, что Антонов приказал не спускать с него глаз и в случае малейшего подозрения пристрелить без лишних разговоров.