Тут Николай Николаевич не выдержал, сел на постели и решительно заговорил:
— Н-нет, без меня дело не обойдется! Сяду на пулеметную тачанку и поеду с вами. Может быть, как-нибудь пригожусь… Я же здоров!
Комбриг насильно уложил его на подушки и сказал очень веско:
— Если будете настаивать, я прикажу вас связать и отправить в Тамбов, в санчасть. Вы знаете, со мной шутки коротки!
Криворучко подчинился. Только закусил губу и бешено вращал зрачками…
Было еще темно, только на западе горизонт начинал бледнеть. За оградой двухэтажного кирпичного дома собрались Котовский, Борисов, Гажалов, Ленька, ординарцы связи, коноводы командиров, штаб-трубач; штабные рассаживались по коням. Застоявшиеся лошади играли. И под Ектовым — тоже.
Еще накануне после совещания Котовский задержал командира первого полка.
— Иосиф Иванович, — спросил он, — не найдется ли у вас такого лишнего коня… чтобы вид у него был вполне приличный, а аллюра — никакого…
— Есть, — тотчас же отозвался Попов, — подлец фуражир вчера опоил свою рыжую кобылу, ну, она, ясно, — села на ноги…
— Да нет, — раздраженно перебил его комбриг, — экстерьер должен быть в полном порядке, только резвости никакой!
Командир полка на минуту задумался.
— Нашел! — радостно воскликнул он. — У капельмейстера хора трубачей есть такой маштачок, красавец, а бегать вовсе не может одышка!
— Белый?
— Зачем Серый в яблоках…
— Пойдет! Тогда капельмейстера на это время спешите, а маштачка сюда в штаб пришлите!
И, встретив недоуменный взгляд Попова, вынужден был пояснить:
— Под Ектова. Понял..
Теперь этот серый в яблоках конь играл под седлом у Павла Тимофеевича грыз удила, брызгая пеной, плясал на месте и даже пытался встать на дыбы…
Окинув взглядом свою немногочисленную «свиту», комбриг спросил:
— Все в сборе… Пошли, время! — И крупной рысью направил Орлика в сторону плотины — там строились эскадроны.
Командиры полков доложили Котовскому, что переодеть удалось далеко не всех. Но комбриг успокоил их:
— Что за беда Ведь это только для видимости, психическая атака. Половина вырядилась Ну, и достаточно…
Борисов дополнил его:
— Вы себе представьте такую картину казаки демобилизовались, разошлись по домам. А тут вдруг тревога восстание!.Все сорвались с места, и не каждый, конечно, сумел одеться по форме. Это естественно!
— Григорий Иванович, — добавил Гажалов, — я думаю подсказать ребятам еще такую легенду, если зайдет с бандитами разговор на эту тему большевики велели спороть лампасы и околышки, отобрали кинжалы. Как увидят кого-нибудь в кубанке — сразу тащат в Чека… Вот и пришлось выходить в поход в чем попало…
— Все слышали — спросил комбриг полковых командиров. — Вот так пусть и брешут, очень складно получится!
Котовский приказал загнуть фланги строя, чтобы образовался круг. И когда за спиной комбрига сомкнулись фланги, образовав правильный живой обруч, приподнявшись на стременах, он заговорил:
— Братва! Мы с вами брали в конном строю бронепоезда, на десятки километров вглубь про-никали в тыл противника. Рубили петлюровцев, белополяков, деникинцев, махновцев, бандитов всех мастей..
Он окинул взглядом знакомые лица. Стояла напряженная тишина.
— А сейчас, — продолжал Котовский, — революция потребовала от нас большего. У нас нет и пятисот сабель, у Матюхина их — тысячи полторы… Соотношение сил как будто нормальное, обычное для нас. Но сейчас, кроме того, чем мы побеждали в прошлом, потребуются еще и притворство и хитрость. Один болтун или растяпа может погубить все дело…
Было так тихо что стало слышно, как дышат кони.
— Братва! — крикнул Котовский, — отныне я — Фролов, атаман ваш. Как зайдем в Кобыленку и до самого конца операции мы будем все время находиться во вражеском окружении. Поэтому никаких «товарищей» только — станичники, хорунжие, есаулы. «Советскую власть мы ненавидим, готовы биться с ней до последнего. Большевиков прогоним, будет созвано учредительное собрание». Понятно?
Ему ответил нестройный хор одобрительных возгласов. В общие задачи операции коммунисты посвятили младших командиров и бойцов еще накануне, так что в сообщении Котовского для них было мало неожиданного.
— И вот еще что, — продолжал комбриг, — к та, — кому делу я не собираюсь принуждать. У кого кишка тонка, кто чувствует, что нервы у него могут не выдержать, а им предстоит большая нагрузка, пусть выйдет из строя и едет обратно. Пока не поздно. Только язык за зубами держать! Ну?