— Тяжело все это! — ответил начальник особого отдела, глубоко вздохнув.
Комбриг рассердился:
— А мне не тяжело петрушку валять да поносить на чем свет стоит партию, мою партию Ребятам, думаете, не тяжело?
Гажалов продолжал молчать.
— Чтоб вам было легче, — усмехнулся Григорий Иванович, — сверх поповского списка прихватите, будто по ошибке, парочку кулаков. Вот этим прикажите как следует натолкать в шею, пока их под замок поведут.
— У меня трое кулаков есть на примете, — оживился Гажалов, — вот я их и запру!
— Пусть будет трое, — согласился Котовский, — только мельника не трогайте, он пока нужен. За кулаков, разумеется, придут ходатайствовать… Ну что ж, я их помилую! И на вас, Николай Алексеевич, уж не взыщите, накричу…
— Кричите на здоровье, — улыбнулся Гажалов.
— И вот еще что, начальник особого отдела, — продолжал Котовский, — вы мне виселицу извольте поставить на площади!
Гажалов глянул на комбрига сумасшедшими глазами.
— Да, да, виселицу непременно! — повторил Котовский. — Это неотъемлемый атрибут быта белых казаков. Какой я атаман без виселицы?
— А я не знаю, как ее строить, — признался начальник особого отдела. — Когда работал в екатеринославском подполье, не одну виселицу перевидал, а вот с конструкцией их не знаком…
Все рассмеялись, а Котовский стал задумчив, заговорил медленно:
— Научу! В шестнадцатом году я был приговорен к смертной казни через повешение… Сидел в одесской тюрьме… Интересовался у бывалых людей, как все это устроено задумал побег из петли…
Он помолчал некоторое время, весь во власти воспоминаний.
— Сделаете так два столба в землю закопаете, интервал метра полтора. Сверху набьете брус, в него заделайте большой крюк. Под крюком поставите табуретку. Все! Дешево и сердито…
Котовский продолжал:
— О прочности этой конструкции не беспокойтесь, вешать мы никого не собираемся! Одна видимость будет. Только у виселицы часового поставьте погорластее. Пусть почаще щелкает затвором и орет на всех «Не подходи, стрелять буду!» Такого же грубияна поставьте возле сарая, куда посадите заложников. Непременно, это очень важно.
— Сделаем! — ответил Гажалов…
Поп дожидался у крыльца своего дома. Список сочувствующих советской власти он подал «атаману Фролову» на подносе. Котовский прочел и усмехнулся:
— Тринадцать человек Несчастливое число, батюшка…
Священник развел руками:
— По совести действовал, ваше превосходительство! Тринадцать человек получилось, ни больше, ни меньше… Старики только да три женщины, самые заядлые!
Поп врал. Как позже выяснилось, сочувствующие советской власти давно бежали к родственникам в другие села или были перебиты. Священник включил в свой список бедняков, задолжавших ему за требы свадьбы, крестины, похороны.
Фролов — Котовский еще раз прочел список и передал его Гажалову, приказав:
— Пообедаем, и приступайте! Изолируйте смутьянов…
Обед длился долго, он был вкусный и обильный, с домашней вишневкой. Хозяин дома за стол сесть не посмел, но то и дело заглядывал в дверь, проверяя, все ли в порядке.
Прислуживала попадья. Она напудрилась, накрасила брови, подрумянилась. Только платье подкачало оказалось застиранным до такой степени, что невозможно было определить ни первоначальный его цвет, ни настоящий. Перехватив недоумевающий взгляд Леньки, обращенный на ее туалет, попадья сконфуженно ущипнула себя за юбку. Пробормотала:
— Не обессудьте, пообносились мы при красных!
— Не беда, — успокоил ее Фролов — Котовский, — я вам в память о нашем знакомстве целый сундук тряпок из Парижа выпишу!
Борисов и Гажалов выпучили на него глаза, а Ленька отвернулся и не удержался, фыркнул.
— Чихнул, слыхали — нашелся «атаман». — Значит, правда быть вам, матушка, с парижскими обновами!
Когда попадья вышла, Григорий Иванович заговорил наставительно. Беседа все время шла вполголоса.
— Вот вам смешно, думаете, что я дурака валяю Не-ет, это все очень серьезно! Уж вы поверьте моему опыту в таких делах попадья раструбит по всему селу насчет парижских тряпок. А в нашем положении каждая мелочь, каждый пустяк действует на воображение обывателя. Причем, чем нелепее — тем больше эффекта!
Когда обед закончился, Фролов — Котовский отпустил своих гостей.
— Я лягу спать до темноты, — предупредил он, — а вас, комиссар, попрошу зайдите к Ектову, поболтайте с ним, привлеките к этому делу полковых комиссаров. Павла Тимофеевича нужно все время уводить от мрачных мыслей. Он ведь главный козырь в нашей игре…