А мальчишка-трубач, соскочив с коня, кинув повод на руки Девятому, пригибаясь, побежал вперед и тотчас же скрылся за туманной завесой. Он несся, почти ничего не видя перед собой, спотыкаясь, падая и поднимаясь снова. Туман здесь был так густ, что серебряная труба, болтавшаяся у него за плечами, сразу же стала влажной.
Наконец он достиг цели оба пулеметных эскадрона были выстроены веером справа и слева от дороги, фронтом к деревне. К трубачу подъехали командиры.
— Что случилось — спросил начальник пулеметной команды первого полка Слива. — Ты откуда взялся?
Шура в двух словах рассказал, что произошло в штабе, впрочем, он и сам очень мало знал об этом. Вынырнув из тумана, прискакали Ленька, Чистяков и Девятый. Ленька еще издали снял кубанку и поклонился:
— Спасибо, пулеметчики, на славу поработали!
Потом спросил:
— Где банда?
Опять повторилась старая история банды не было, прошел второй полк, вел его Гиндин. А пулеметчики согласно приказу открыли огонь, как им показалось, по антоновцам. Девятый, уже начиная догадываться, что произошло, спросил деловито:
— Ну, хорошо… Какой эскадрон шел головным На этот вопрос командиры-пулеметчики ответить не могли. Только Эберлииг, от второго полка, неуверенно произнес:
— Гиндин, как проходил мимо, крикнул мне «Привет!» — и еще рукой помахал… Я же не пьяный… А какой эскадрон… Сам видишь, темно, туман вдобавок!
Но тут со стороны леса появился и сам Гиндин. Фуражку он повернул козырьком назад; командир второго полка был бледен, лихорадочно блестели глаза. Задыхаясь от волнения, заикаясь и путая слова, он объяснял:
— Сам не знаю, как это получилось… Гляжу, наши идут, а Чистякова с ними нет! Крикнул «За мной, ребята!» Вывел колонну из села… Вышли в поле… Осмотрелся… Батюшки, да это же бандиты… Что я наделал!
— Где банда — спросил Ленька холодно.
— Да здесь, километр, не больше… Я их остановил, приказал ждать распоряжений…
— Сколько там сабель — осведомился Девятый.
— Сабель Пожалуй, пятьсот, пулеметов я не заметил…
— Пятьсот насчитали — иронически переспросил Чистяков. — А у вас, Дмитрий Павлович, в глазах, часом, не двоится… от волнения?
Тогда вмешался Девятый. Еще в царской армии он был награжден четырьмя георгиевскими крестами, в бригаде Котовского — двумя орденами Красного Знамени. Это был человек дела, он не терпел болтовни в боевой обстановке, — настоящий кавалерист, энергичный и бесстрашный.
— Опять замитинговали — заметил он иронически. — Пусть пятьсот сабель, дистанция — километр, все ясно! Пошли, сейчас дадим им дрозда! Командуй, Володя!
Чистяков оглянулся, эскадронные столпились вокруг него. Он обнажил клинок и крикнул:
— Скутельник, в лоб! Селюков — справа! Девятый, слева! Глубже охватывайте! Я — с первым эскадроном. Пулеметы, вперед! Отрезайте от леса, чтобы ни один гад не ушел живым. У р-р а!
Они помчались вперед. Навстречу из тумана вынырнула какая-то фигура один из младших командиров банды, взлохмаченный, с выпученными глазами. Он на ходу повернул коня и поскакал рядом с котовцами. Отдышавшись, спросил Леньку:
— Что случилось, господин есаул? Измена?
Поднимая тучи пыли, ощутимой и сквозь туман, справа и слева, громыхая по рытвинам, промчались тачанки. Заметив командира пулеметного эскадрона второго полка, Ленька крикнул:
— Сеня! Овраг перекрой!
Видимо, Эберлинг его понял, потому что Ленька расслышал:
— Цетлин, отрывайся от нас, поворот влево градусов девяносто, отсекай негодяев от оврага!
Потом порученец комбрига переложил повод в правую руку, осторожно, стараясь не потревожить раненое плечо. Парабеллум на ремешке болтался у кисти левой руки. Ленька поднял пистолет, выстрелил в скачущего рядом с ним бандита и… промахнулся. Было пять патронов, четыре он расстрелял еще в комнате, теперь не оставалось ни одного. Хватился было за шашку, да вспомнил, что оставил ее в штабе, в углу. Взялся за задний карман, нащупывая наган, но и его не оказалось вывалился! А бандит, у которого Ленькиной пулей снесло фуражку, пришел в себя и уже снимал с плеч карабин.
Многоголосое «ура» разливалось по полю, лава нагнала командиров, впереди соловьиной трелью уже заливались пулеметы. Взводный Воронянский, толкнув Леньку своим конем, налетел на рослого бандита, уже приложившего карабин к плечу. Взводный саданул его клинком, да так, что разрубил пополам, наискосок, от плеча к бедру. За такой классический удар на учении по глиняному чучелу даже в казачьих войсках начальство от себя жаловало отличившемуся рубаке чарку.