— Что же дальше — поинтересовался Котовский.
— Дальше — ответил председатель губчека спокойно. — Сегодня или завтра возьмем этих молодчиков. Группка небольшая, надеемся, последняя!
Когда возвращались домой, комбриг сказал Леньке:
— Дадим второй эскадрон второго полка, четыре пулемета. Эскадронный Костыря — коммунист, агитатор, пусть и он выступает на сходах. И тебе придется с ними ехать…
— А мне зачем?
Котовский замялся:
— Видишь ли… Я боюсь, задергают они Костыря, им ведь что — лошадь ли, или автомобиль — безразлично! Коней загоняют… А ты будешь служить как бы буфером… Антонов-длинный будет иметь дело только с тобой, а ты уже — с эскадроном…
На другое утро на двух машинах «Передвижной центральный пункт добровольной явки» выехал в расположение отдельной бригады Котовского, где к нему должны были присоединиться эскадрон Костыря и Ектов с обычным конвоем.
К первому митингу тщательно готовились; никто не знал, как приступить к делу. Решили так выступают Антонов-длинный, представитель комиссии ВЦИК, Костыря от Красной Армии, Ектов от добровольно явившихся.
Павел Тимофеевич был в прекрасном настроении накануне ему устроили свидание с женой и дочерью — все они были уже на свободе.
На первый же сход явилось все население села — старики, женщины, подростки. Выслушав текст амнистии, женщины расплакались. Потом наступили томительные часы ожидания.
Первого явившегося бандита все были готовы расцеловать. Тут председатель губчека решил испробовать задуманную им тактику. Он сказал бандиту:
— Оружие пока оставь себе, я его таскать не буду. Отдохни немного да ступай-ка приведи еще двоих…
— А им ничего не будет?
— А тебе что-нибудь было?
Ночью бандиты явились уже втроем, им снова оставили оружие…
Когда переезжали в следующее село, колонна имела странный вид впереди шли чекисты, Ектов и человек десять конных вооруженных бандитов, следом двигался эскадрон.
Позже Антонов стал поступать так оставлял при себе только самых бойких, имеющих много родни в окрестных селах, остальных распускал по домам, отобрав оружие и выдав им официальные справки об амнистии.
Но пока это были только рядовые бойцы антоновской «армии», основные кадры ее все еще выжидали.
Как-то Симонов, он командовал взводом в эскадроне Костыря, раскрыв дверь пункта явки, крикнул:
— Явился орел… Проходи, герой!
Симонов по-прежнему обращался с недавними врагами с грубоватой фамильярностью ему, солдату, было непривычно нянчиться с бандитами.
В комнату вошел среднего роста мужчина с небольшой бородкой. Одет он был в вельветовую куртку. Оглянулся по сторонам и поставил в угол свое оружие. Потом встал посреди комнаты и потупился. Произнес только одно слово:
— Аверьянов…
Пожалуй, никому из присутствующих, кроме Леньки, так много не говорило это имя рана уже зажила, но рука порученца продолжала ныть по ночам, особенно в дождь. Антонов сказал очень спокойно:
— Садитесь, Аверьянов! Сейчас будем обедать…
Бандит сел. Продолжая упорно глядеть в землю, он пробормотал:
— Судите меня! Большой я преступник перед советской властью…
— Вы обращение ВЦИК читали?
Аверьянов молча достал из кармана куртки сложенную вчетверо бумажку, положил ее на стол, раскрыл, разгладил. Это была одна из листовок, сброшенных с самолета.
— Ну вот и прекрасно, — продолжал Антонов, — значит, вы в курсе дела. Никто вас судить не собирается, раз вы явились добровольно. Я — председатель губернской Чека!
Бандит вытянулся, сразу же обнаружив военную выправку, и пытался встать, но Антонов положил ему на плечо руку.
— Сидите, — спокойно сказал он. — Запомните крепко и другим объясните советская власть никогда не обманывает. Она в этом не нуждается.
Один из чекистов внес большую кастрюлю с окрошкой — обычный обед в этих местах, кто-то из кавалеристов сходил за сухарями, мисками и ложками. Все стали есть. Бандит кушал с большим аппетитом, должно быть основательно проголодался.
Ленька внимательно разглядывал его простое, открытое лицо. Бородка и бачки ему не шли видимо, отрастил недавно.
Ленька спросил:
— Вы кавалерист, Аверьянов?
— Гвардии ее величества гусарского… Сверхсрочной службы унтер-офицер!
— Голубой гусар?
— Так точно! Народ прозвал нас «голубыми»…
Председатель губчека тихонько под столом наступил Леньке на ногу Антонов счел, что тема для первого допроса выбрана неудачно. Но порученцу комбрига не терпелось довести до конца начатый разговор: