Приближался день, когда колонну предстояло поднять и поставить на место. На заводе Берда (ныне Адмиралтейском) были изготовлены специальные кабестаны-лебедки для намотки канатов. Сами канаты тоже были сплетены специально: каждый состоял из пятисот двадцати двух волокон наилучшей пеньки.
30 августа 1832 года в 7 часов утра с Нарышкинского бастиона ударила пушка, возвестила о том, что в городе праздник. Сам Монферран вспоминал об этом дне: «Улицы, ведущие к Дворцовой площади, Адмиралтейству и Сенату, были сплошь запружены публикой, привлеченной новизной столь необычного зрелища. Толпа возросла вскоре до таких пределов, что кони, кареты и люди смешались в одно целое. Дома были заполнены до самых крыш. Не оставалось свободным ни одного окна, ни одного выступа, так велик был интерес к памятнику. Полукруглое здание Генерального Штаба, напоминавшее в этот день амфитеатры Древнего Рима, вместило более 10 000 человек».
Устанавливали колонну 400 строителей и 2 тысячи солдат — ветеранов войны с Наполеоном, украшенных медалями 1812 года. Руководил подъемом все тот же Василий Яковлев.
Конечно, при такой тяжести колонны все могло случиться. Монферран сам писал: «В течение 100 минут, пока длилась установка монолита, все с ужасом опасались самой страшной катастрофы. Через 40 минут после начала подъема монолита на верхушке взметнулся государственный флаг: монолит стал на место».
Так он и стоит по сей день: не вкопан, не врыт, своей тяжестью держится. Крупнейший памятник мира из единого, цельного куска камня.
Ну а что же огонь и вода? Смирились? Не тут-то было. Шли они в такие атаки, что весь город дрожал.
В ноябре 1824 года на площадь и на город хлынули невские волны. Современники вспоминают, что вскоре Дворцовая площадь составила с Невою одно огромное озеро, на Невском проспекте бурлила широкая река. Мойка совсем исчезла. Волны били в стены Зимнего дворца. Ветер срывал листы железа со строящегося Главного штаба. Но поутих ветер, и Нева убралась в свои берега.
Огонь взялся за работу чуть позже. 17 декабря 1837 года в Зимнем дворце треснула от жара дымовая труба. Огонь, вырвавшись на свободу, помчался по чердаку. Запылали стропила. Со звоном начали вылетать окна, трескались потолки, полыхали обитые материей стены, портьеры. Над ночным городом поднялось такое зарево, что на Аничковом мосту можно было читать газету.
Спасать дворец бросились солдаты. На площади возле Александровской колонны росла гора дворцового имущества. А дворец пылал, светился изнутри. Одним обвалившимся потолком накрыло сразу целый взвод преображенцев.
Наспех закладывались кирпичом прилегавшие к Эрмитажу окна и двери. Эрмитаж удалось отстоять.
А дворец пылал целых три дня. На четвертый от него остались лишь голые стены, искореженные железные прутья и мусор. 120 судов вывозили потом этот мусор на Петровский остров.
Дворец пришлось отстраивать заново. 8 тысяч строителей денно и нощно трудились в его стенах, умирали от непосильного труда, но через год дворец был восстановлен. Руководивший его возрождением генерал Клейнмихель получил в награду миллион рублей и медаль, выбитую в честь его, с надписью: «Усердие все превозмогает». Народ же дал ему в награду кличку: Клейнмихель-дворецкий.
Но не только волны наводнений катились через Дворцовую площадь, не только языки пламени освещали ее — через эту площадь шла История. Военные парады сменялись забавами, но, чем дальше, тем громче вступало на площадь слово «борьба».
Не сохранились имена первых казненных на Дворцовой площади, но есть свидетельство, что здесь в 1725 году были казнены «за пасквиль, обращенный к лицу августейшей особы», два русских человека, посмевших поднять свой голос против произвола царей и помещиков.
В царствование Екатерины II явились сюда 400 выбранных каменщиков. Пришли они сюда с жалобой на притеснения, творимые купцом Долговым. Ушли — под караулом на каторгу.
Но пройдет совсем немного лет, и 14 декабря 1825 года поручик Н. А. Панов приведет на площадь колонну восставших гренадеров, ворвется в парадный двор Зимнего дворца. А в 1864 году, подобрав полы шинели, петляя как заяц, побежит император Александр II под стволом револьвера, наведенного на него народовольцем А. К. Соловьевым.