Начался музей с коллекции. Дальше пришли к нему на помощь путешественники.
Куда бы в ту пору ни отправлялись экспедиции, всем им давался наказ: о музее не забывать! Уезжал, к примеру, собирать лекарственные травы в Сибири врач Д. Г. Мессершмидт — предписано ему было и «приискивать… могильные всякие древние вещи, шайтаны медные и железные и литые образы человеческие и звериные и калмыцкие глухие зеркала…». Разъезжались по стране географы, топографы, геодезисты — им тоже велено было «означать, какие где народы, и каких вер, и чем питаются, и какой хлеб родится или не родится».
Скрипели по дорогам России телеги, везли на берега Невы «диковины».
Включились в дело доброхоты. По собственной воле слали и слали они в музей вещи, по их понятиям, удивительные: «Чулки диковинные бурятские», «Монстр человеческий», «Теленок двухголовый», «Медальное татарским письмом внутри и снаружи насеченное блюдо»…
Прибывали экспонаты — непонятные, загадочные, не похожие друг на друга. Станки и инструменты. Одежда и утварь. Чучела животных и птиц. Камни и растения со всех концов земли. Во всем надо было разобраться, все понять, изучить. Кто мог это сделать? Только наука! Но в том-то и беда, что очень уж слабенькой была она тогда в государстве Российском. Лишь в июне 1718 года повелел Петр I: «Зделать академию. А ныне приискивать из русских, хто учен и к тому склонность имеет». 28 января 1724 года подписал он сенатский указ об утверждении Петербургской Академии наук.
Так и получилось, что первая коллекция, первый музей явились еще и первыми камнями в фундаменте здания нашей науки.
Зданию этому еще было суждено строиться да строиться. Музею первому — расти и расти. Кикины палаты для него уже были маловаты. Экспонатов собралось столько, что посетителям среди них «можно было растеряться». Да и просто не помещались эти экспонаты на полках. Один из современников говорил, что в Кунсткамере «имеется еще столь большой запас вещей, не приведенных в порядок, что потребовалось бы еще 30 и более комнат, чтобы их расположить».
Для музея начали строить новое здание. На Стрелке Васильевского острова.
Строительство растянулось на долгие годы. Первые камни под стены заложили в 1718 году, последние двери навесили только в 1734-м. Один за другим менялись архитекторы. Начал строительство Маттарнови, продолжил Гербель, его сменил Киавери, а закончил Михайло Земцов.
В новое здание перевезли коллекции, библиотеку. В пору было радоваться, да однажды морозной декабрьской ночью вырвались из-под крыши языки пламени, прогремел выстрел часового. Только поздно он прогремел. Кунсткамера пылала. Разлетались россыпью искр ее деревянные переборки, шкафы, лестницы.
Вместе с солдатами ринулись в огонь спасать коллекции Михаил Васильевич Ломоносов, Андрей Константинович Нартов, прямо из окон полетели в снег книги, чучела, инструменты, уроды!.. Многое удалось спасти, но и безвозвратно погибшего было немало. Сгорела галерея с сибирскими и китайскими экспонатами, астрономические инструменты, часы…
7 лет спустя Кунсткамеру начали возводить вновь, да так до конца и не достроили. Сгоревший купол был восстановлен лишь после Великой Отечественной войны, в 1948 году.
Кунсткамера!.. Почти на 100 метров протянулось ее здание по Университетской набережной. Два музея живут сейчас под ее крышей: Петра Великого и М. В. Ломоносова. В соседнем здании — еще музей, выросший из первых коллекций, — Зоологический.
Справедливости ради надо сказать, что Кунсткамера была хотя и первым музеем, но не единственным. В 1709 году было положено начало и Модель-камере, из которой потом вырос Военно-морской музей. В 1702 году вышел указ о сборе и хранении оружия и артиллерии «для памяти на вечную славу». Хранилищем этого оружия, трофейных знамен и регалий стал вначале цейхгауз Петропавловской крепости, а затем здание на кронверке, где помещается сегодня Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи. В ту же пору на Еловом, или Вороньем, острове разбит был Аптекарский огород — родоначальник нашего Ботанического сада.
Каждый музей интересен своими экспонатами и своими собирателями. Иной экспонат сам по себе чудо. Другой, подчас невзрачный на вид, может рассказать интереснейшую историю о том, как он сюда попал.