Их допрашивали в Зимнем дворце, в здании Старого Эрмитажа. Потом везли в каретах с зашторенными окнами. Коменданту крепости генералу Сукину царь-сыщик направлял записки: «Присылаемого Рылеева поместить в Алексеевский равелин», «Присылаемого Бестужева поместить в Алексеевский равелин под строжайший арест», «Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железа; поступать с ним строго и не иначе содержать как злодея».
Комендант Сукин в точности выполнял приказы, но в страхе докладывал: «Во вверенной мне крепости не осталось ни одного свободного каземата, ни арестантского покоя…».
Лязгали и скрипели замки. Крепость-тюрьма принимала в свои камеры-казематы около шестисот офицеров и гражданских чинов, около семисот солдат…
Почти никто из них не бывал в крепости ранее. Но каждый знал, что это самая страшная тюрьма. Многим было известно и то, что еще Екатерина I бросила сюда Ивана Посошкова — автора «Книги о скудости и богатстве». Писал в ней Посошков, что «крестьянам помещики не вековые владельцы». За что и был сочтен государственным преступником, умер в каземате.
Другая Екатерина, Вторая, заточила сюда Александра Радищева. «Бунтовщиком хуже Пугачева» объявила она автора «Путешествия из Петербурга в Москву». Из крепости он вышел закованный в кандалы и был отправлен за тысячи верст — в Илимский острог. 2 года спустя его судьбу разделил другой литератор и просветитель — Николай Новиков.
И вот теперь они, декабристы…
«Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа, — сказал о них впоследствии В. И. Ленин. — Но дело их не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию.
Ее подхватили, расширили, укрепили, закалили революционеры-разночинцы, начиная с Чернышевского и кончая героями „Народной воли“. Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом».
Революционеры-разночинцы!.. Герои «Народной воли»!.. Почти все они прошли через казематы Петропавловки: М. В. Петрашевский, Н. А. Серно-Соловьевич, М. Л. Михайлов, Н. Г. Чернышевский, Д. И. Писарев, Н. В. Шелгунов… Следом за ними — М. А. Бакунин, П. Н. Ткачев, П. А. Кропоткин, А. И. Желябов, Н. А. Морозов, С. Л. Перовская… В своем последнем письме друзьям народоволец А. И. Баранников писал: «Живите и торжествуйте. Мы торжествуем и умираем».
Среди всех казематов Петропавловки самой страшной тюрьмой был Алексеевский равелин. Узник, попавший сюда, терял свое имя и фамилию. В документах о нем только номер тюремной камеры свидетельствовал, что он еще жив. Врач этой тюрьмы, некто Вильямс, признался однажды: «Я старик, и голова у меня тут поседела на службе, а я не помню, чтобы отсюда куда-нибудь увозили иначе, как на кладбище или в сумасшедший дом».
Но все больше людей поднималось на борьбу с самодержавием, и камеры не пустовали.
…3 марта 1887 года «по обвинению в государственных преступлениях» в тюрьму Петропавловской крепости был заключен Александр Ульянов.
Заключенный не ждал помилования. Знал, что царь жесток. Поэтому-то они и хотели казнить его. И он, Александр Ульянов, собственными руками делал динамит, собирал бомбы. Две из трех. На чердаке одного из домов в Парголове.
Недоумевали профессора университета:
— Александр Ульянов — злоумышленник?! Юноша, только что получивший золотую медаль за лучший реферат? Тот самый студент четвертого курса, которого решено было оставить в университете для продолжения научной работы? И он в тюрьме?!.
Профессора не знали того, что кроме учебников по биологии Ульянов читал еще и запрещенные правительством книги Н. Чернышевского, К. Маркса, Ф. Лассаля, что никак не мог он примириться с изгнанием из университета лучших преподавателей, запрещением студенческих сходок, с нищетой в деревнях, с бесправием во всей стране.
Имя Александра Ульянова было в списках лучших студентов. Но с некоторого времени замелькало оно и в тайных документах полиции. Дошли до нее сведения, что студенты готовят большой митинг у могилы Добролюбова на Волковом кладбище. Сам министр внутренних дел приказал запретить панихиду, «имея в виду вредное направление литературной деятельности Добролюбова».
Министру ответил Александр Ульянов. Прокламацией, размноженной на гектографе и распространенный среди студентов. «17 ноября 86 г. исполнилась 25-летняя годовщина смерти Добролюбова, — говорилось в ней. — …Темное царство, с которым он боролся, не потеряло своей силы и живучести до настоящего времени… Грубой силе, на которую опирается правительство, мы противопоставим тоже силу…».