…Матвей Генрихович Манизер захлопнул книгу. Да! Конечно! Центральной фигурой памятника должен быть рабочий-борец! Левой рукой он будет прижимать к сердцу урну с прахом павших товарищей, а правой, высоко взметнув ее вверх, будет призывать к борьбе. У ног должен стоять молот, а с наковальни свисать разбитые цепи.
Но очевидно, одной фигуры мало… Нужно сделать еще несколько бронзовых рельефов и на них рассказать о событиях 9 января.
Гапону тогда поверили десятки тысяч рабочих. Решили идти с ним к «царю-батюшке».
Гладились праздничные платья и платки, чистились полушубки и сапоги. К шествию готовились, как к празднику.
Царь тоже готовился. 8 тысяч солдат получили со складов боевые патроны. 3 тысячи кавалеристов проверяли свои шашки и нагайки. Уже с утра 8 января все мосты через Неву, вокзалы, трамвайные парки, электрическая и телефонная станции были заняты войсками.
И вот пришло в город хмурое утро 9 января. Протяжное пение церковных псалмов — молитв разбудило чиновников, купцов, обывателей. Кинулись они к окнам, продули на заиндевевших стеклах круглые «глазки», увидели: тихо, мирно идут по улицам колонны празднично одетых рабочих.
Самая большая колонна шла с Нарвской заставы. Впереди ее, неся в руках подписанную десятками тысяч рабочих петицию, шагал Гапон. До Нарвских ворот оставалось шагов двести, когда в толпу врезался эскадрон конногренадеров. Толпа сжалась, дала проход, пропустила сквозь себя конников, снова сомкнулась и пошла дальше, вперед.
Нарвские ворота были уже совсем рядом, когда в морозном воздухе пропела труба и грянул залп. За ним прогремел второй, третий… Упали шедшие впереди, падали бегущие, падали те, кто успел забежать в ближайший двор. Стреляли и по дворам. Снег на площади побурел. Темные тела убитых лежали в лужах крови, кричали раненые, валялись брошенные хоругви и царские портреты.
В суматохе, никем не замеченный, Гапон удрал с площади.
В тот день выстрелы гремели на Выборгской стороне и за Невской заставой, у Троицкого моста и на Васильевском острове. И все-таки, группами и в одиночку, десятки тысяч рабочих пробрались к Дворцовой площади. Около Александровского сада колыхалось море голов. Мальчишки, чтобы увидеть, чтобы не прозевать выхода монарха к народу, облепили решетку сада, забрались на деревья. Глупые любопытные мальчишки! По ним-то и хлестнул в первую очередь ружейный залп…
Расстрелом мирных людей у Дворцовой площади командовал будущий палач Московского вооруженного восстания полковник Риман. Снова пропел рожок и загрохотали залпы.
…Скульптор Манизер отложил карандаш. Перед ним на листе альбома была картина расстрела. Огромная толпа и направленные в нее винтовки. Возле стволов — дымки от выстрелов.
Матвей Генрихович долго вглядывался в рисунок и наконец решительно перелистнул страницу, снова взялся за карандаш. Нет! Не так! То, что хорошо для картины, не годится для металлического рельефа памятника. Слишком много мелких фигур! Не видно лиц! И нельзя, нельзя над могилой погибших показывать их убийц! Куда как важнее показать революцию, происшедшую в сознании людей за один только день — с утра до вечера. Поутру шли к царю с просьбой — в полдень взялись за оружие!
Карандаш снова забегал по белоснежному полю альбомного листа. Появились знакомые улицы и переулки, окружающие Академию художеств. Скульптор тоже был петербуржцем. В день восстания ему было почти четырнадцать, потом он учился в Академии и хорошо помнит старый Васильевский остров.
«…Ha-ва-лись! Е-ще раз!» — разносилось над 5-й линией.
Со скрипом затрещали ворота. Несколько десятков рабочих ворвались в типографию Гаевского, встали к наборным кассам, к тискальным станкам. Вскоре они уже выходили из типографии с пачками прокламаций, остро пахнущими свежей краской. Одну прокламацию приклеили прямо на стену здания, и она забелела на темной штукатурке призывными строчками:
«К оружию, товарищи! Захватывайте арсеналы, оружейные склады и оружейные магазины… Свергнем царское правительство, поставим свое. Да здравствует революция!..»
А около дома № 35 по 4-й линии уже сооружалась баррикада. Сюда отступили те, кто не мог прорваться к Зимнему дворцу. Возле Академии художеств их встретили залпы солдат Финляндского полка. Конные атаки лейб-уланов и казаков довершили избиение. Но и отступая василеостровцы не считали себя побежденными. Они взломали оружейную мастерскую Шаффа и вооружились (к сожалению, только холодным оружием), повалили поперек улицы телеграфные и телефонные столбы, уложили на них афишные тумбы, бочки, доски, снятые с домов ворота. Перед баррикадой в несколько рядов натянули телеграфную проволоку. Алым пламенем восстания вспыхнул над баррикадой красный флаг.