Покушение на царя не удалось. Александр попал в засаду.
Его допрашивал жандармский ротмистр Лютов. Допрос длился долго, но протокол его оказался предельно кратким. Назвав свое имя, фамилию и звание, на все остальные вопросы Александр Ульянов отвечать отказался.
Не все участники покушения были столь же стойкими. Полиция накапливала улики. Но узник камеры № 47 Александр Ульянов по-прежнему молчал. В протоколах допросов остались его краткие ответы: «Лица, помогавшие в Вильно достать азотную кислоту, мне известны, но я отказываюсь их назвать», «…кто доставлял ко мне и кому я возвратил снаряды, кто вместе со мной набивал снаряды динамитом, я назвать и объяснить не желаю». Он говорил только правду и при этом никого не предал. Прочитав показания Ульянова, даже царь сказал: «От него, я думаю, больше ничего не добьешься».
На допросах было трудно.
Еще труднее было увидеться с мамой…
Анна Ильинична записала со слов Марии Александровны грустный рассказ об этом свидании:
«Когда мать пришла к нему на первое свидание, он плакал и обнимал ее колени, прося простить причиняемое ей горе; он говорил, что кроме долга перед семьей у него есть долг и перед родиной. Он рисовал ей бесправное, задавленное положение родины и указывал, что долг каждого честного человека бороться за освобождение ее».
О том же Александр Ульянов сказал и на суде: «Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело».
Приговоренных к смерти узников под усиленной охраной перевезли в Шлиссельбургскую крепость. 8 мая 1887 года Александра Ульянова не стало.
Узнав о смерти старшего, горячо любимого им брата, Владимир Ульянов сказал:
— Нет, мы пойдем не таким путем. Не таким путем надо идти.
Не путем террора и покушений, а путем создания массовой боевой партии рабочего класса.
Два века молчали орудия Петропавловской крепости. Только лишь вестовая пушка отсчитывала полдни. Но пришел день, когда выстрелили и другие. Прямой наводкой по царскому дворцу.
25 октября 1917 года холостой выстрел пушки с Нарышкинского бастиона и поднятый на мачте Флажной башни фонарь просигналили «Авроре»: «Пора!» Над Невой прогремел исторический выстрел крейсера революции. Начался штурм Зимнего дворца.
Через Неву до крепости донеслась перестрелка. И тогда она сама — ее солдаты, вставшие на сторону революции, открыли огонь. Из 3-дюймовых орудий. Один из снарядов разорвался в комнате, за стеной которой дрожали от страха члены Временного правительства.
К утру всех их, арестованных восставшим народом, доставили в Петропавловскую крепость. Один из министров «временных» даже возроптал, пожаловался коменданту крепости М. С. Урицкому: дескать, в камерах сыро, тесно…
— Вы сами строили эти казематы, — ответил Урицкий. — Пеняйте теперь на себя.
Главная площадь
В каждом городе есть своя главная площадь. В праздники идут по ней колонны демонстрантов, на парадах солдаты чеканят шаг. Гости приедут — непременно сведут их на главную площадь, покажут.
В Ленинграде такая главная площадь — Дворцовая. Та, первая, что возникла на правом берегу Невы, Троицкая площадь, главной не стала. Город постепенно перебирался на левый берег Невы, и на старой Троицкой площади становилось все тише и тише…
На левом же берегу выросли здания Адмиралтейства, появилась судостроительная верфь. Вдоль Невы стали селиться люди знатные. Ближе всех к Адмиралтейству поставил свой дворец командующий русским флотом адмирал Ф. М. Апраксин. Дальше — вице-адмирал Крюйс, вице-адмирал Браун. Так царь повелел: земельные участки вблизи новой верфи давать только морским чинам. Свой Зимний дом тоже решил здесь строить по праву корабельного мастера Петра Алексеева (каковым царь на флоте значился).
В 1711 году архитектор Доменико Трезини постройку закончил. Фасадом своим царский Зимний дом выходил не на Неву, а на Зимнюю канавку. Прямо к воде сбегали мраморные ступени, но сам дом был невелик и тесноват. Может быть, поэтому царю и не приглянулся. В 1720 году архитектор Георг Маттарнови новый ему дворец построил, на этот раз лицом к Неве. (На том месте, где сейчас расположен Эрмитажный театр.)
За домами же, за дворцами простирался Адмиралтейский луг. На краю его, где ныне стоит здание Главного штаба, раскинул свои прилавки Морской рынок, выстроились дровяные и сенные ряды, ближе к верфям кабак поместился — «Петровское кружало». По берегу реки Мьи (нынешней Мойки) разрешено было строить дома «морского флота офицерам». Дома, естественно, строились лицом к реке.