И вот сбились ребята в тесную кучку и решили что-то предпринять немедленно, хоть женить Валентина, что ли? Позвали для этого Баху, казашку, на роль жены. Сели в соседней комнате, стол с пищей какой-никакой организовали, чтоб все серьезно выглядело.
Пошли и постучались к ним в комнату… К папе с сыном. Валентин открыл недовольно, видимо, подозревал, что на самогон может покушение намечаться. А ему говорят:
— Нy ты что, Валентин, будешь жениться-то или нет? Ты же сегодня хотел все обговорить окончательно.
— Да я вроде не женюсь… — испугался Валентин, чувствуя подвох.
— Да женишься, женишься! Все только забыл… Что-то быстро забыл…
— Да на ком же я женюсь?
— Как на ком? На Бахе! — а Баха стоит в отдалении и рукой ему маячит: иди сюда…
Валентин стоит, очумел… Тут и папа подошел, он почти все слышал и очень удивился. Как это так? Сын жениться собрался, а он не в курсе. Ребята — к нему:
— Вот, папа, Валентин ваш жениться собрался, а вы даже и не знаете, не сказал он вам, стесняется, наверное…
— Ничего не знаю… — завертел папа головой. — Ты что ж мне ничего не сказал-то? Отец я тебе или кто? — и насел на Валентина.
— Да я это… — заметался Валентин, не знает что делать? То ли отказываться, то ли нет.
— Эх ты! А еще сынок называется! Да разве ж так делается! — И к ребятам: — А жена-то где?
— Да вон, в соседней комнате сидит… А Валентин забыл про нее и не идет.
— Да как же так! — возмутился папа.
— Только ничего, что она у него казашка? — шепчут ребята.
— Что, казашки не люди, что ли? — отмахнулся папа, только поинтересовался: — А у ней… эта штука-то есть?
— Есть, наверное, куда она денется…
— Ладно, пошли! — скомандовал папа, он принял все близко к сердцу и решил брать все в свои руки, а то с таким сынком каши не сваришь.
Взял бутылку с самогоном, кусок копченого сала, из Краснодарского края привез, и пошел с будущей Валиной женой знакомиться и своей снохой… Познакомился папа с Бахой, ничего, понравилась ему Баха, а она его сразу «папой» стала называть, что откладывать-то?
Посадили папу с одной стороны от Бахи, Валентина — с другой, стали обмывать это дело, Валентина, пропивать… Папа раскраснелся, понравилось ему это мероприятие, что сын, наконец, женится, а то он еще ни разу женатым не был… И Валентин тоже красненький сидит, пьяненький, сам не поймет: или действительно он женится, или нет? Все весело свадебку обсуждают, что да как ловчее сделать, чтоб жизнь у молодых распрекрасная была. И папа говорит, подсказывает, а у него опыта в таких делах много…
Потом сходил и за второй бутылкой… Стали «горько» кричать. Заставили Валентина обниматься и целоваться с Бахой. Баха целуется с чувством, а Валентин как бы по принуждению, стесняется немного, сидит обалдевший, но ничего, привыкнет.
А папа и за третьей бутылкой сбегал… И потом еще бегал, пока портфель не опустошил… Потом закричали:
— Все, хватит! Пора оставить жениха и невесту наедине, брачная ночь наступила! — и отвели их в отдельную комнату.
Папа очень расчувствовался, все происходящее близко к сердцу принял и даже расплакался, и сказал сквозь слезы:
— Валька-то ведь у меня один… Да как же так можно было? Даже мне не сказать! Хотел все втихую провернуть… Ну и пусть живут, если любят… Я что, против, что ли? Да никогда в жизни… Он же у меня, Валька, еще ни разу женатым не был! Я ему говорю: «Ты что это не женишься-то? Тебе уже скоро сто лет в обед, а ты туда-сюда мыкаешься, давай-ка женись и дело с концом! Окрути кого-нибудь, пока отец-то живой…»
Так Валентин и женился… Все это, конечно, шутка была и, надо признать, не очень удачная. Утром папа все сопоставил, понял, что это обман, все ради самогона придумано, обиделся и уехал… А Валентин после брачной ночи какое-то время задумчивый ходил, без портфеля, а потом опять стал с портфелем ходить, а в нем банка с пивом…
Потом он как-то исчез из виду… В общежитии больше не показывался. Может, закончил Литинститут и съехал? Я не знаю… А потом и я исчез из общежития навсегда.
О Валентине я ничего не слыхал. Кто-то случайно обмолвился, что вроде он комнату в собственность получил и работает лифтером. Что это такое? Я с трудом представляю… Или он людей в лифте поднимает и опускает, или следит за лифтами, приезжает спасать, если кто застрял?.. И еще вот что думаю: если я вдруг когда-нибудь застряну в лифте и приедут меня спасать, я погляжу, а это — Валентин Камышан приехал! А в портфеле у него — банка с пивом! Он меня спасет, и после этого мы сядем с ним на ступеньках и пивка по стаканчику выпьем. А потом я расчувствуюсь и целый чайник с чаем выкачу…
КЛУБ «МОЛОДОЙ ЛИТЕРАТОР»
В любом общежитии клуб есть. Как — в деревне. Чтоб прийти, кое-чем потрясти, а потом и подраться… А как может клуб в общежитии Литинститута называться? Конечно — «Молодой литератор». «Молодой», правда, немного обидно звучит, я бы на что-нибудь его поменял. Если, допустим, на «Зрелый» или «Старый», то опять нельзя, слишком пародийно будет. Наверное, я бы только «Литератор» оставил — просто, емко и лаконично. Почти как «истребитель» звучит, который пронзает пространство… Так же и литератор действует, тоже пронзает… А чтобы «Молодой», я — категорически не согласен.
Ну, вот я лично, какой молодой? Мне уже двадцать пять лет было, когда я поступил! Я уже уставший приехал, меня уже тогда на капитальный ремонт можно было ставить. А некоторые и еще постарше были. Ну, какие мы к черту молодые! Вон, Николая Шипилова, когда ему премию дали как лучшему прозаику, назвали лучшим среди молодых писателей. А какой он «молодой»? Не в обиду Коле будет сказанно, ему уже почти сорок лет было. «Лучший» — это хорошо, но — «молодой»-то зачем? А то вроде как обзывают, слишком уничижительно это звучит. Получается, что все еще не подрос, сопли до колен висят… У кого, к примеру, поднимется язык Лермонтова молодым писателем назвать? Конечно, ни у кого. Дураков-то нет. Ладно, замнем этот вопрос для ясности.
Так вот, есть у нас свой клуб «Молодой литератор». В нем тоже, как в деревне, собираются и пляшут под магнитофон… Я в него принципиально не ходил. У меня же — достоинство. Но потом меня кто-то подначил и я пошел туда и тоже поплясал… А когда надоело, лег на спину и просто ногами поплясал: подрыгал и поболтал… Я — тоже не лыком шит. А потом говорили, что Белокопытов на дискотеке на спине лежал и ногами в воздухе танцевал… А носки-то у него снизу рваные! Ха-ха-ха… Так я потерял достоинство. И больше в него не ходил.
Потом в нем стали показывать фильмы по видеомагнитофону: боевики, фантастику и разную другую дурь типа ужасов. Свои же студенты открыли маленький бизнес. Платишь рубль — и проходи. Я, конечно, не ходил… Зачем мне эти фантастики и еще рубль платить? Я лучше рубли эти скоплю да куплю себе толстую тетрадку. И буду в нее стихи и прозу записывать. А все потом пусть обзавидуются, что я себе толстую тетрадку купил, а они деньги на дурацкую фантастику потратили.
Потом сказали, что эротику привезли, будут показывать потихоньку… Сильно-то еще нельзя было. Я, конечно, тоже не пошел. Зачем мне это? Я скромный человек. Мне это не надо. А то будешь рядом с девушками и женщинами сидеть, глазами хлопать и оглядываться, кто-нибудь еще что-нибудь не то подумает… Мне это — не надо. Обойдусь.
Потом сказали, что порнографию привезли… Тоже потихоньку будут показывать. Я — не пошел. Зачем мне это? На тех, которые сходили, погляжу, а они как ненормальные по коридору бегают, руками машут… Противно смотреть. И на второй день не пошел. Терпел. А на тех, которые сходили, погляжу, они совсем как сумасшедшие носятся… А на третий день — пошел, не вытерпел. Пришел. Сел. Жду, когда народ придет, порнографию смотреть. Никого что-то нет. Когда порнография-то будет, интересно? Потом гляжу, заваливают люди… Завуч наш, еще кто-то из начальства, комендант, и сами киномастера — студенты наши, аппаратуру свою уносят… А я сижу, глазами хлопаю. Начальство меня спрашивает: