И вот купил он однажды шикарный иллюстрированный альбом о рыбалке. «Рыбная ловля нахлыстом» называется. А он тяжелый — ужас! Пока донес до общежития, все руки оттянул. Пришел, а товарищи сразу интерес проявили:
— Андрюха, это что такое?
— Да так… книга о рыбалке.
— Ух ты, какая тяжелая! И сколько же такая красавица стоит?
Столько-то и столько, отвечает он, у него от своих товарищей секретов нет. А те только изумляются:
— Нy, ты даешь! Да разве ж так можно, такие деньги вбухать, это же почти три бутылки водки! Сдурел, что ли? Баловство все это.
— А вот и не баловство, — раскрывает он альбом и начинает объяснять народу, что это за ловля такая хитрая, нахлыстом… Те послушают, послушают и расходятся… Нy не рыбаки, что с них взять?
А он к себе пойдет, полистать да помечтать… Сядет на стул и мечтает, как он леску с искусственной наживкой далеко-о забрасывает, почти на середину реки, где быстрина… Там и крупная клюет, и головль, и всякая другая штука… А он — раз! — ее, и на берег! А как устанет думать, так пойдет в карты поиграть или пиво попить.
А в общежитии одна барышня жила, поэтесса, и была у нее очень рыбацкая фамилия. Она вся из себя восторженная ходила, возвышенная, только писала почему-то все больше про козявок разных, про гусениц, про плодожорок каких-то… Сильно все это его заинтересовало: и фамилия ее, и сами козявки, козявок-то как раз хорошо на крючок насадить… Решил он к ней приспроситься, вдруг да она родственная душа окажется?
Подходит он к ней как-то раз и спрашивает:
— Слушай, Вероника, а у тебя отец, случайно, не рыбак?
— Это почему? — переспрашивает она, а в глазах — восторг и возвышенность.
— Да фамилия у тебя хорошая, рыбацкая такая…
А она в ответ:
— Хи-хи-хи… — прыснет в кулак и деру…
Он ее в другой раз остановит, все-таки интересно же узнать насчет рыбацкой фамилии, спросит:
— Слушай, ну отец-то у тебя все-таки рыбак или нет?
А она опять:
— Хи-хи-хи — прыснет и метнется в сторону…
Тогда он и понял, что ни она, ни ее отец, ни их фамилия никакого отношения к рыбацкому делу не имеют. На этом и успокоился. Зря только фамилию носят.
А однажды подбил он поехать на рыбалку знаменитого фантаста Илью Гребенкина. А то он, оказывается, за всю жизнь еще ни разу на рыбалке не был. Ловит свою рыбу среди звезд, а на настоящей рыбалке не был. А они уже на тот период крепко с ним в дружках ходили.
В России как раз перестройка началась, запахло жареным, деньги Москве упали ниже некуда, ни водки, ни жратвы не было, так они, чтобы разбогатеть, в Краснодар ездили за копченой поросятиной, а там она дешево стоила. Мешок привезут и на Тишинском рынке продают. А в Москве с копченой поросятиной совсем плохо дело было, вмиг они ее продавали. Хорошо оборачивались. Долго потом в общежитии копченой поросятиной пахло. А они хорошо ее охраняли, чтоб не своровали, никогда комнату без присмотра не оставляли: кто-нибудь обязательно на мешке сидел, охранял. А народ-то общежитский вокруг комнаты ходит, кучкуется, ноздри выворачивает, да хрен укусишь, они же охраняют, никак мешок не украсть. Потом они в деле купли-продажи поднаторели, набили руку, стали книги с лотка продавать. Народ-то тогда сильно оголодал и по книгам тоже.
И вот однажды выдалось у них свободное время, подбил знаменитый рыболов-спортсмен знаменитого друга фантаста, уговорил на рыбалку выбраться, куда-нибудь подальше, чтоб люди не маячили, поймать рыбки и хорошо отдохнуть. Взяли они с собой разные припасы, две бутылки коньяку, мясо на шашлычок замариновали, вдруг да клев будет плохой, чтоб без мяса не остаться. Набили рюкзак и сумку под завязку, пошли на автобусную остановку… Стоят на остановке, ждут автобуса, вдруг Илья Гребенкин, — а он же фантаст, все наперед видит, — как закричит:
— Андрей, а удочка твоя где?
— Ах ты! — всплеснул руками Андрей. — Я ведь удочку забыл, точно! У дверей поставил и не взял впопыхах! — и помчался за удочкой.
Такое у настоящего рыбака часто бывает: неделю заранее собирался, а в последний момент самое важное взять запамятовал. Так душа рвалась на природу, что все остальное уже несущественно, и рыбацкие снасти тоже, главное — выход.
Прибежал он с удочкой. Теперь точно не забыл орудие лова, значит без рыбки не останутся, кoe-как влезли они в автобус, а потом сели на электричку и поехали в сторону Волоколамска… Андрей там, на картошке работал, помогал колхозу от Литинститута, и на реке там все рыбные места приметил. Есть там у него хорошие рыбные места, прикормленные.
Дол-о-лго ехали, часа три примерно… Наконец — приехали. Рады радешеньки, что на природу вырвались из угарной Москвы, отдохнут теперь за все труды и лишения. И река здесь хорошая: не очень широкая, но — глубокая, вода — темно-зеленая, течет не спешно… И все сплошь омута и омута… Рыбы тут должно быть много, невпроворот, и окунь наверное, килограммовый есть.
Разобрали они удочку — удилище ловкое и надежное, во многих рыбацких сраженьях побывавшее, один — червячка насаживает, другой — забрасывает… Долго ловили, часа два, а так ничего и не клюнуло, наверное, окунь вниз скатился… Вот невезение так невезение!
Делать нечего, надо без рыбы обходиться, шашлыком одним и другими припасами. Закинули они леску подальше, авось, что-нибудь само поймается. Сами искупались — жара, дело-то летом было. Гребенкин голым в воду полез, а он все привык голым делать, даже и стихи в ЦДЛ читал. А Андрей в одежде искупался, в одежде — тоже хорошо, она потом высохнет. Стали шашлык жарить и коньяком баловаться понемногу… А голод на них страшный навалился! Пробил зверский аппетит — нa природе же находятся, ни где-нибудь! Не дождались, пока дожарится шашлык, так на него навалились, какой уж есть, выбирать не приходиться… В общем, почти сырого мяса наелись, ничего, зато — горячее и коньяком все запили… Ох, и хорошо пошло! А потом, то ли от жары, то ли от мяса сырьем, стало их выворачивать на изнанку… Часа два полоскало… Кое-как обратно в общежитие добрались, вырвались из объятий природы.
Больше Гребенкин с ним на рыбалку не ездил. А Андрей продолжал ездить часто, потому что он — настоящий рыбак. На ночь уедет, а утром — уже дома, спит на боку, ночью-то глаз не сомкнул.
Я, правда, сам ни разу у него пойманной рыбки не видел. Но это ничего не значит. Просто он не рвач какой-нибудь, чтоб всю рыбу из реки выловить, а для удовольствия рыбачит, ради спортивного интереса. Он не враг природе, а друг. Самый настоящий и знаменитый — рыболов-спортсмен. А то, что я у него рыбы не видел, еще ни о чем не говорит, может, он даже однажды мешок привез, а я в это время отсутствовал. Меня дома не было.
К нему часто из Тамбова знакомые рыбаки приезжали… Приедут, спросят:
— А как бы нам Андрея из Тамбова найти?
— Это, который рыболов-спортсмен, что ли?
— Он самый, — а его в Тамбове хорошо знают, он оттуда родом и всю речку там у себя вниз и вверх прошарил.
— Ну, так его вы сейчас никак не найдете, он на рыбалке, опять на всю неделю наладился.
Повздыхают рыбаки и обратно в Тамбов поедут. Зря только приезжали.
Так он и учился, и учебу совмещал, и рыбалку. Молодец. У меня так никогда не получалось. Мне — либо одно, либо — другое. Тогда уж я выкладываюсь без остатка. Поэтому я больше — рыбак в душе. Никак надвое не разорваться. А он ухитрялся, всегда выкраивал время.
А то, что он мне родной человек — родственная душа, я сразу понял, когда с ним познакомился. Потому что он тоже — больше рыбак в душе, мечтатель, хоть и часто на настоящую рыбалку ездит. Посидеть, помечтать на берегу… Глядишь, и стихи сами напишутся, и из головы ничего вымучивать не надо. А то, бывает, некоторые так и пишут, сидят, вымучивают из головы дребедень всякую, а кому это читать интересно? Конечно, никому.