В общем, пока разговаривал, все обрабатывал меня, старался к вере православной, повернуть. А что меня обрабатывать? Меня — не надо. Я и так еще не успел родиться, уже к православию повернулся.
А через некоторое время он в комнату ко мне заглянул… А я сижу и чай с ребятами пью. Он это увидел и опять взвился.
— Вы что, — говорит, — нерусские что?
— Почему это нерусские? Русские! И крещеные в православной вере, все как надо.
— Так что же вы сидите и чай хлобыщите? А в церковь не ходите!
— Да почему не ходим? Ходим, иногда…
Тут он нас, конечно, поймал, ходим-то мы и правда — не часто, когда подопрет.
А он нас срамить продолжает:
— Вам надо чаще в церковь ходить! И исповедоваться, и причащаться! А то какие вы на хрен русские, когда только сидите и чай хлобыщите!
И, правда, чаем-то у нас все позаставлено, а он, глазастый, увидел… Застеснялись мы, конечно, немного, ведь русские как-никак, стыдно… А он нас все ругает, срамит, темпераментный, такой попался.
— А вы в Оптиной пустыни были?
— Нет, не были.
— Ну вот, видите, рядом живете, а ни разу не были! А ну-ка собирайтесь немедленно, поедем в Оптину пустынь!
А я на него гляжу во все глаза… «Аx ты, — думаю, — какой неистовый выискался, прямо протопоп Аввакум!» А мы там действительно ни разу не были, поймал он нас, припечатал и пригвоздил.
Мы и согласились, не выдержали напора. Только спросили:
— Может, завтра поедем? А то уже обед, куда ехать-то, на ночь глядя…
А он уже сам завелся.
— Ничего, там где-нибудь и переночуем, со мной — пустят… — Ну, значит, все у него там схвачено.
Так мы и поехали… Сергей Козлов — знаменитый оратор и ярый поборник православной веры, Леня Беляев — знаменитый прозаик из Новомосковска, Саша Стригалев — знаменитый поэт из Борисова, я — неизвестно кто, а точнее известный никто, а иногда даже и знаменитый… и еще Рашид за нами увязался — казанский поэт и прозаик, тоже знаменитость еще та! Бедовый такой парнишка, ко всем всегда привязывался, никому спуску не давал в общежитии. Я, когда встречал его, бредущего в коридоре, всегда говорил ему что-нибудь веселое, подбадривал: «Рашид — ты пулями прошит» или «Идет Рашид — земля дрожит» — а то он маленький такой был, худенький, глядеть страшно.
А Козлов, когда увидел, что он с нами собрался, сразу всполошился.
— А этот-то, — говорит, — куда собрался? Он же — нерусский!
А мы-то — не против, пусть едет, может, у него необходимость назрела.
— Не русский, да зато в России живет. Сегодня он — мусульманин, а завтра, глядишь, — крещеный станет. Поди плохо. А тебе — лавры, что помог, обратил в православную веру.
— Ну ладно, — говорит Козлов, — пусть едет… — И по лысой голове себя погладил, наверное, лавры потрогал…
А ехать-то — путь неблизкий. И Калугу проехали, и Козельск, который татарам не покорился… А от него уже пешком пошли, километра четыре или пять топать… А я еще на беду туфли новые обул впопыхах, пока шел, все ноги посбивал… И в голове от чая сумбур страшный, кавардак, и, вдобавок, еще трясет и лихорадит, на улице уже холодно было, снег выпал, зима…
В Оптину пустынь пришли часов в одиннадцать вечера, только добрались кое-как… Я говорю:
— Где спать-то будем? Хоть бы согреться немного.
— Какой там спать! — зашумел Козлов. — Сейчас молиться будем.
Привел нас в храм, поставил в каком-то закутке, стал молитвы и псалмы читать… А мы молиться начали с глубокими поклонами и на колени вставать… Чтоб завтра исповедаться и причаститься, а то без подготовки нельзя, а на вечернюю службу мы опоздали… Часа три, наверное, молились и поклоны били… А Рашид нас все это время где-то в храме ожидал. Он же еще — некрещеный, молиться ему нельзя, а уж завтра точно окрестится крещеным станет!
Потом все мы спать легли, кто где, здесь же в храме… А в нем холодно, не очень то и заснешь. Ну и правильно! Чтоб верующий человек не забывал, где он находится. А то привыкли все на печи лежать, бока пролеживать и от жары пухнуть. Попадали мы на пол, подложили под голову кулаки и давай дремать… Один Рашид лучше всех пристроился, он же маленький, нашел на лавочке место и лег спиной к батарее…
Не успели задремать — подъем! — утренняя служба началась…
Семь часов мы стояли… Две литургии — выстояли! Как уж выдержали, не знаю, трудно и физически было, и морально, потому что грехов было много и страшилась душа и трепетала… На колени вставали и поклоны били бессчетное количество раз… Мы с Леней Беляевым все-как надо делали, колени и лбы не жалели, а Саша Стригалев встанет на колени, голову упрет в пол и спит так, дремлет… А уж как только начнет храпеть, тогда мы его в бок толкаем: ты что, сдурел? Ты где находишься! Потом исповедовались и причастились святых даров, сделали все, как полагается…
После службы собрались и Рашида крестить, а Козлов уже с кем надо переговорил… Нашли Рашида.
— Ну, пойдем теперь в православную веру вступать.
Рашид обрадовался.
— Ага, — говорит, — я сейчас только до туалета сбегаю, а то сильно подперло… — и убежал так, скрылся… Нет его из туалета и нет…
И — не нашли… Не стал креститься, себе на уме парнишка оказался, решил мусульманином остаться. Ладно, приедем в общежитие, еще вздрючим его…
Сходили мы еще в трапезную, покушали там постной, пищи и домой собрались… Поклонились Оптиной пустыни и поехали… Молодец все-таки Козлов, что выдернул нас из Москвы, почет ему за это и уважение.
Вернулись в общежитие, пошли Рашида вздрючивать за обман, а он уже готов, чаю напился, спит в шапке и в сапогах… Ну и хрен с ним! Правильно, что не стали его крестить, зачем он нам такой в православной вере нужен? Пусть в мусульманстве остается.
А к Козлову потом семья приехала: жена и трое детей. Пока он на сессии, пусть в общежитии поживут, а то им жить негде.
А ко мне как раз брат приехал из Томска с богатой томской бизнесменшей… Погулять в Москве, оттянуться, а то им в Томске простору мало. Узнал об этом Козлов, что она бизнесменша, и богатая, сразу к ней подрулил… Мол, то да се, все мы христианские люди и должны друг другу помогать, не могла бы ты мне малую толику денег дать, а я какое-нибудь хорошее богоугодное дело организую, маленький бизнес разведу… А то у меня семья: жена и трое детей, и жить негде… Русские мы люди в конце концов или нет? А раз так, должны друг другу помогать… А деньги я обязательно верну.
Она, по возвращении в Томск, и перевела ему деньги на счет, отвалила сумму порядочную на организацию собственного дела, как раз примерно на стоимость квартиры… Он эти деньги снял — и исчез неизвестно куда, где-то потерялся… Уже много времени прошло, а от него все ни слуху, ни духу… Она потом долго искала его, но не нашла… видимо, где-то крепко он спрятался, в банку с прихлопкой сел… А потом эта бизнесменша прогорела и сама исчезла… Говорят, ее где-то во Франции видели…
А Оптина пустынь для нас теперь навсегда приметным местом стала, духовным ориентиром. Я туда, правда, больше ни разу не ездил. Все собираюсь-собираюсь — и никак не выберусь. Пока терплю, в московские храмы хожу… А Леня Беляев часто ездит… Уедет туда и живет там дней по десять, работает и в храм ходит, службы стоит… А как приедет, расскажет, как съездил, и идет быстро пиво пить, по праздникам пиво можно…
А Саша Стригалев в Минск уехал… В милиции там работает, в пресс-службе… Ноги на стол положит и песни для «Песняров» пишет.
А Рашид трехкомнатную квартиру в Казани продал, хотел в Москве однокомнатную купить, да не успел… Рядом с ним приятели оказались, тоже бедовые парнишки, пронюхали, что он с мешком денег приехал… Долго его от себя не отпускали, с полгода мурыжили… «Ты нам друг, — говорили, — куда мы тебя отпустим!» Кое-как он от них вырвался… А денег уже маловато осталось, только на дом, на домишко, в Подмосковье… Так и купил он себе дом, в Подмосковье. И — правильно. Не захотел в Москве, в чаду оставаться. В деревне-то всяко лучше жить — на природе, полной грудью дышать можно, и все что хочешь хорошее напишешь и в стихах и в прозе. А если в Москве жить, что хорошего-то напишешь? Да ничего, только муть одну.