Это вопрос к женам, о деточках, и тут свадебный хор раскалывается на отдельно взятых певиц, идет ряд соло: где-то процветает в Японии, а то ли в Австралии упомянутое со слезой дитя жены дипломата, где-то поет в опере, щебечет у бабушки в Кишиневе первое дитя жены местного хрюшки с его китайским боксом, третья гостья тоже имеет взрослого выкидыша от первого брака, этот вообще живет на отшибе давно, выкинутый отчимом при помощи воздетой к потолку табуретки; типичная история.
Род, о род человеческий! Одного совокупления достаточно, и целая каша заваривается на долгие поколения вперед, рожденный плод опять же плодит подобных себе и так далее.
Определено женским кружком, что и нынешние молодожены тоже первые дети первого брака у своих родителей, покинувшие материнский кров (много лет после покинувших этот же кров своих отцов).
Путаница-перепутаница, но факт установлен: перед собравшимися протекает свадьба детей первых ошибочных браков, чада матерей, которые (матери) затем хорошо наконец вышли замуж и нарожали других детей. Вот теперь все понятно.
Свадьба выкидышей, детей слез, детей ужаса и горя, детей безнадежной любви, детей брошенных жен — вот что это такое. Да, одиночество и обида стояли у их колыбели, как выясняется.
Но и это еще не всё, посмотрите на невесту. Не загадка ли? Чудо красоты, идеальная фигура, ни грамма косметики, печальные глазки под кружевом ресниц как под вуалью, нежный носик и свежий очень пухлый розовый рот, хранящий в себе как бы ровный ряд очищенных миндальных орехов, то есть сияющие зубы, на вид почти прозрачные, как китайский драгоценный фарфор, молочное стекло. Мало сравнений для описания, что и говорить. И ее бросили?
Глаза взрослых стоят неподвижно, люди застывают, не в силах поверить в это совершенство и в такую судьбу.
Вот она сидит — нежная, сияющая улыбка вспыхивает ямочкой на щеке — и само это совершенство спрашивает: «Маньтя, — (то есть мама) — где Мулява?»
Тетки дружно кричат, что никакие красавицы кино не сравнятся с Кунькой.
Теперь тот, кого она зовет «Мулява».
Мулява бродит по дому. Муляве не хочется ничего, он преодолевает себя. Глаза его не вспыхивают, нет. Тусклый цвет, полуживой взгляд. Потрепанный вид, несвежий нос, чуточку обрюзгшие щеки. Как бы сам себя стесняется. А он, между прочим, великий юный скрипач, пять международных премий, вундеркинд и сам сын вундеркинда.
Теперь история отца: его отец с детства не знал трудностей, играл знаменитый концерт Паганини спокойно, вырос красавцем, лукавым божком любви, пришел в консерваторию, а там обычная шутка: а кто же в консерватории не живет с мальчиками (вопрос) — а только женщины (ответ), но одна нашлась: не мать ему и не жена, а спасла его из рук другого виртуоза, взяла и вырастила из вундеркинда мужчину-скрипача, знаменитость, хотя и не великого ранга (каким был тот, великий, кто хотел его взять в постель и в ученики). Тот великий был одновременно великий грешник и вымаливал у Бога прощение, выпевая смычком молитвы, каждый раз вроде проклинал искусителя, искал спасения, рассказывал своими небольшими руками о горестях и глубине падения, о неразрешимости вопроса. Ты ли меня таким создал и покинул, Ты ли?
Этот, юный бог любви, грешил с бабами, искатель все новых ощущений. И в объятиях держал скрипку легко — в отличие от своего воздыхателя, который неутомимо спрашивал Создателя даже в самой простой вещи и не находил ответа, тяжело вопрошал, медлил возносясь и падал вниз каждым движением смычка. А тот, новенький, все забывался и возносился фонтанчиком легкой радости, в силу чего не особенно преуспел.
Но вот учитель из юного божка получился классный, он муштровал свое ясноглазое дитя с его почти пеленок (когда выпадало время между гастролями) и выучил, воспитал из него почти что нового тяжкого гения. Мулява, сын вундеркинда, играл с великими трудами. Простейшая вещь раздирала у него легкие. Руки бились в судорогах, иногда застывали до окаменения, до реальных спазмов, которые можно было снять только уколами.
То ли от того, что отец все время уезжал, затем вообще не вернулся, то ли все-таки грозная тень гения, несостоявшегося мужа и любовника отца, простерлась над ребенком от посторонней девушки — но дело было сделано.