Назавтра в полдень я явился на станцию с приятным чувством, что на сегодня у меня есть дело и есть цель, и стал ждать отправления поезда. Кроме меня, желающих путешествовать не было, но к составу были прицеплены два вагона кирпичей и, когда мой вагон хорошенько прогрелся на полуденном солнце, мы с шумом и пыхтением отбыли. Тут же вошел кондуктор, пробил первую дырку в моем желтом сезонном билете и принялся приятно беседовать со мной, раз уж я оказался постоянным пассажиром на будущее; беседа заняла весь путь до Кемпфлисхайма. Там мы сделали остановку и взяли еще двух пассажиров. Один из них тут же заснул в своем углу. Другой, которого я расценил как торговца рогатым скотом, немедленно взял в оборот кондуктора, и тот, уже не обращая на меня никакого внимания, сразу откликнулся на предложение пожилого человека, причем с таким усердием, что я оставил все надежды еще раз заинтересовать его своей персоной, и стал смотреть в окно.
Я увидел кое-что новенькое. Названия станций до Битрольфингена, которых было немало, я мог теперь перечислить по памяти. Станции по большей части тоже из гофрированного железа, но три из них все же каменные, и в том числе Верисбюэль, о котором речь впереди. Постепенно вагон заполнялся, но ко мне так никто и не подсел, я был чужой здесь и ехал все дальше и дальше, разглядывая долины, леса и селения. При каждой станции была харчевня, и на каждой из них висела одна и та же вывеска: «Пристанционный трактир». На каждой станции стоял на перроне смотритель в фуражке с красным козырьком, а за маленьким пыльным окошком его крошечного служебного помещения в один квадратный метр виднелся телеграфный аппарат: с медным колесом и бесконечно длинной узкой бумажной лентой поверху.
Я многое увидел за эту поездку, но не все могу здесь описать. Кое-что я уже позабыл, а кое-что еще не отстоялось и со временем покроется пылью и уйдет в небытие — но одно я не забыл и никогда не забуду. Это станция в Верисбюэле.
Она уже потому бросалась в глаза, что была построена из камня, и у нее был не только первый и единственный этаж, как у всех станций, а еще и верхний с четырьмя окнами. Внизу находился смотритель, за его стеклянной дверью таинственно поблескивало маленькое медное колесо, рядом с дверью висел почтовый ящик, а под ним на полу сидел маленький мальчик с белым шпицем. Все это я охватил мельком, бросив беглый взгляд. Я поднял глаза и взглянул наверх, где сияли четыре окна. Огромной радостью было смотреть на них — на каждом подоконнике стояло по шесть зеленых горшков, а из них свисало множество гвоздик всех цветов, но больше белые и красные. Даже казалось, что через пыльный, пропитанный тяжелыми запахами пристанционный воздух доносится их запах.
Это было самое очаровательное, что я увидел за всю поездку. Некоторые станции давили на меня и вызывали оцепенение, чудовищно похожее на оставленную в Хаванге скуку, и я с тоской думал о двадцати трех поездках, которые еще только предстояло мне отработать согласно купленному сезонному билету. При виде солидной станции и украшенных гвоздиками окон в моей душе опять возликовала радость и проснулась жажда жизни, я был полон радужных мечтаний и чувствовал, что не все в жизни потеряно.
И так как радость редко приходит одна, то после чуда с гвоздиками очам моим предстало еще одно волшебство, правда, прошло немало времени, прежде чем я его открыл. К счастью, на этой примечательной станции мы стояли больше четверти часа, и после того как мой взор вдоволь насладился прелестными цветочками, мне явилось нечто еще более прекрасное. Дело в том, что в третьем окне стояла в темной комнате, наполовину скрытая горшками с цветами, таинственная прекрасная девушка с черными волосами и белыми щечками, она внимательно и с любопытством смотрела вниз на нас. Прелестное дитя, подумал я, стоит там и смотрит вниз, возможно, на каждый поезд, и скучает и ищет новое лицо и короткий проблеск внешнего мира, чтобы потом думать об этом целый длинный тихий день, получив заряд чувств. Она нравилась мне, и я жалел ее, хотя ничего о ней не знал, и мне доставляло удовольствие видеть, как она выглядывает, прячась за своим висячим садом.