— Настоящее бомбометание! — объяснила Ребекка.
Когда она перебралась в свою, отдельную квартиру, устроилась и почувствовала себя счастливой, Джорджина и Жак попросились к ней со своим матрасом, согласные спать на полу. Но Ребекка почувствовала, что пришло время топнуть ногой. Она им отказала. Позже Жак женился — не на Джорджине, на другой девушке.
— Кому кешью? — спросил Ричард. Он купил банку орехов в лавке на углу специально для этого случая, хотя если бы не визит Ребекки, он бы купил там что-нибудь еще под другим предлогом, просто ради удовольствия сделать первую покупку в магазинчике, где ему предстояло стать завсегдатаем.
— Нет, спасибо.
Ричард настолько не ожидал от Ребекки отказа, что по инерции подсунул ей орехи со словами:
— Пожалуйста, вам понравится!
Она взяла два орешка и раскусила один пополам.
Он протянул серебряную чашку — свадебный подарок Маплам — жене, та взяла целую горсть кешью. При этом она была так бледна и так шла пятнами, что он даже спросил:
— Как ты себя чувствуешь?
Он не столько забыл о присутствии гостьи, сколько демонстрировал ей свою заботливость — впрочем, вполне искреннюю.
— Нормально! — раздраженно ответила Джоан. Возможно, так оно и было.
Хотя Маплы тоже кое-что рассказали — как первые три месяца своего брака они прожили в деревянной хижине в лагере «молодых христиан»; как Битси Флейнер, общая знакомая, оказалась в Богословской школе Бентама единственной девочкой; как Ричард, работая в рекламе, видел Йогги Берру[1], который оказался очень забавным, так что газеты не врали, — друг на друга они не смотрели, рассказчиками были неважными, и доминировал в беседе голосок Ребекки. Она любила всякие странности.
Ее дядя-богач жил в доме из железа, с рядами кресел, как в зрительном зале. Он ужасно боялся пожара. Перед самой Великой депрессией он купил огромную яхту, чтобы плыть с друзьями в Полинезию. Все его друзья лишились во время биржевого краха денег, а он — нет. Он, наоборот, заработал. Он на всем зарабатывал. Но плыть один он не мог, поэтому яхта осталась ждать в Ойстер-Бэй — огромная, торчащая на тридцать футов из воды. Дядя был вегетарианцем. Ребекка до тринадцати лет не ела на День благодарения индейки, потому что в семье была традиция отмечать этот праздник у дядюшки. Традиция умерла во время войны, когда дети истоптали его асбестовые полы своими черными синтетическими подошвами. С тех пор семья Ребекки с дядей не разговаривала.
— Что меня удивляло, — закончила Ребекка, — так это его интерес к каждому новому овощу, как будто это новое лекарство!
Ричард долил в бокалы херес и, завладев благодаря этому вниманием, сказал:
— Разве у некоторых вегетарианцев не принято на День благодарения лепить индейку из молотых орехов?
— Не знаю, — выдавила Джоан после паузы. За последние десять минут она разучилась говорить и поперхнулась на последнем слоге. От ее кашля у Ричарда кольнуло сердце.
— Чем же они их фаршируют? — осведомилась Ребекка, стряхивая пепел на блюдечко перед собой.
За окном раздался цокот копыт. Первой к окну подскочила Джоан, за ней Ричард, последней Ребекка. Ей пришлось встать на цыпочки и вытянуть шею. Шестеро конных полицейских, приподнявшись в стременах, колонной по двое проскакали галопом по Тринадцатой улице. Когда Маплы перестали восхищаться, Ребекка объяснила:
— Каждый вечер в это время они тут как тут. Для полицейских они просто красавчики!
— Глядите, пошел снег! — воскликнула Джоан. К снегу у нее было умиленное отношение. Она его так любила и так редко видела в последние годы. — И это в первый наш вечер здесь! В первый наш настоящий вечер!
Забывшись, она обняла Ричарда, а Ребекка, вместо того чтобы отвернуться, как поступила бы на ее месте другая гостья, вместо того чтобы слишком широко или слишком поощрительно улыбнуться, сохранила свое вежливое рассеянное выражение и, глядя сквозь обнявшуюся пару, по-прежнему наблюдала за происходящим снаружи. Снег не оставался лежать на мокрой улице, задерживался только на капотах и крышах машин у тротуара.
— Пожалуй, я пойду, — сказала Ребекка.
— Пожалуйста, не надо! — взмолилась Джоан с неожиданной для Ричарда настойчивостью. Понятно, она очень устала. Наверное, новое жилище, поменявшаяся погода, хороший херес, струя приязни между ней и мужем, хлынувшая во внезапных объятиях, присутствие Ребекки — все вместе стало для нее неотъемлемыми частями этого волшебного мгновения.
1