Ричард громко сбежал вниз по цементным ступенькам и пинком распахнул кухонную дверь, перед этим, правда, немного помедлив, чтобы они успели отпрянуть друг от друга перед его появлением. Стоя у дальней стены кухни, маленькие, даже меньше детей, они смотрели на него ничего не выражающими взглядами. Джоан выключила кипящий чайник, Мак стал расплачиваться за сигареты.
После третьего круга мартини напряжение ослабло, и Ричард сказал, находя удовольствие в своей жалобной хрипоте:
— Вообразите мое смущение. Невзирая на недомогание, я тащусь в беспросветную тьму, чтобы купить для жены и гостя сигарет, ведь им необходимо отравлять воздух и дополнительно ухудшать мое плачевное состояние. И что же я вижу в окно кухни? Они занимаются в моем доме Камасутрой! Это все равно что смотреть порнофильм, зная исполнителей.
— Интересно, где ты сейчас смотришь порнофильмы? — поинтересовалась Джоан.
— Да брось, Дик, — робко проговорил Мак, сильно растирая себе бедра, словно гладя утюгом. — Братский поцелуй, ничего более! Братские объятия. Бескорыстная дань прелести твоей жены.
— Нет, правда, Дик, — подхватила Джоан, — разве это не низость — шпионить, подглядывать в собственные окна?
— Я просто застыл от ужаса! У меня настоящая психическая травма. Впервые в жизни! — Его распирало от счастья, он наслаждался своим умом и остроумием, а эта парочка казалась ему куклами, карликами, которых он играючи стискивает в кулаке.
— Мы ничего такого не делали. — Джоан вскинула голову, словно хотела привстать над всем этим. Ее подбородку шло напряжение, выпяченные губки тоже ее не портили.
— Понимаю, по вашим стандартам это было только самое начало. Вы всего лишь примеривались к возможным позам соития. Решили, что я не вернусь? Отравили мне питье, но я оказался слишком могуч, чтобы подохнуть, совсем как Распутин.
— Дик, — сказал ему Мак, — Джоан любит тебя. Я тоже, если только способен любить мужчин. Мы с Джоан уже много лет назад решили остаться просто друзьями.
— Оставь эти свои кельтские штучки, Мак Деннис! «Если я люблю мужчину, то тебя!» Забудь обо мне, парень, и вспомни о бедняжке Элеонор, как ее мучает ваш развод, как она день за днем скачет и скачет верхом, из сил выбивается…
— Давайте есть, — предложила Джоан. — Ты так меня взвинтил, что я, наверное, пережарила мясо. Лучше перестань дурачиться, Дик, это плохой способ оправдаться.
Назавтра Маплы проснулись с сильным похмельем. Мак просидел у них до двух часов ночи, стараясь убедиться, что все в порядке. Джоан утром в субботу обычно играла в дамский теннис, а Ричард развлекал детей; в этот раз, надев белые шорты и кроссовки, она никак не уходила, предпочитая ссору.
— Какой ужас, что ты обвиняешь нас с Маком! — наседала она на Ричарда. — Наверное, сам пытаешься что-то скрыть?
— Дорогая миссис Мапл, дело в том, что я все видел своими глазами, — объяснял он. — Через окна собственного дома я наблюдал, как достоверно ты изображаешь паучиху, которой щекочут брюшко. Где ты научилась такому отчаянному флирту? Это было даже выразительнее кукол-марионеток.
— Мак всегда целует меня в кухне. Эта такая привычка, она ничего не значит. Ты сам знаешь, как сильно он любит свою Элеонор.
— Так сильно, что разводится. Воистину донкихотская преданность!
— Развод ее инициатива. Он совершенно раздавлен. Мне так его жалко!
— Это я видел. Ты превзошла медсестер Красного Креста под Верденом.
— Мне хотелось бы понять, чему ты так радуешься?
— Радуюсь? Да я растоптан!
— Нет, ты такой довольный! Посмотри в зеркало на свою ухмылку!
— А ты даже не просишь прощения, вот что невероятно! Откуда только берется вся эта ирония?
Зазвонил телефон. Джоан сняла трубку и сказала: «Алло!» Ричард услышал с другого конца комнаты щелчок. Джоан положила трубку.
— Все ясно, — произнесла она. — Она думала, что я уже на теннисе.
— Кто «она»?
— Ты еще спрашиваешь? Твоя любовница, кто же еще!
— Нет, звонил твой любовник. Твой тон послужил ему предостережением.