По правде сказать, пытки начинались, едва приговоренный сюда попадал: его тут же приковывали к стене, а уста зажимали деревянной колодкой, снимаемой лишь для допроса да когда поесть приносили.
Надо признать, что в пыточном искусстве и изощренности Россия пропустила просвещенную Европу вперед себя. Наши истязатели не додумались ни до «испанского сапога» с шипами внутри, безжалостно вонзавшимися, когда обе половины железного сапога стягивались, ни до «железной девы» тоже не исхитрились своим умом дойти: изобретеньице вроде того сапога — полая фигура, изнутри гвоздями утыканная и закрываемая верхней частью наподобие саркофага. Но зато и много чего своего удумали — хоть и проще, да понадежнее.
Никто не скажет теперь с уверенностью, когда в России ввели пытки в законном порядке, а первое упоминание отыскивается в «Судебнике» Ивана III. Во время его правления в Москве пытки дозволялись только по делам наиважнейшей сущности, как-то: при татьбе, то бишь хищении с поличным, при душегубстве, разбое, поджоге и ябедничестве. Строго регламентировалось, когда пытать дозволено: если трое на одного показывали, пусть даже и без доказательств, когда барин обвинял своего холопа в той же татьбе или разбое и когда кто-то с поличным во второй раз попадался. Пытать дозволялось только в присутствии губного старосты — судьи и судных мужей — присяжных.
«Пыточные речи» аккуратнейшим образом записывал земский дьяк. Подход притом был такой: кто под пыткой сознался, тот на всю жизнь в тюрьму попадал или в вечную ссылку, а ежели по закону «казнити смертию» полагалось, исполняли, как правило, без промедления. Те, кто прошел круги ада, вытерпел и вины за собой не признал, для надежности ссылались в Сибирь. В том случае, если помещик от них отказывался.
Ну а пытали умело, конечно, пристрастно. Первая, да и самая ходовая пытка — на дыбу вешать: выворачивали за спину руки и, за них подняв, выдерживали. А то и бревно подвесят к ногам, или палач повиснет на своей жертве для пущего эффекта. При этом бивали еще батогами или кнутом ременным. Не трудно догадаться, что мало кто не сознавался даже в том, чего и не мыслил.
Число ударов строго предписывалось: по первой пытке — 30–40, во второй — 80, а в третьей — 150. Иногда эффект усиливали: вешали на дыбу «со встряской», а иногда при том по спине горящим веником поглаживали. Отечественное изобретательство. Как, впрочем, и пытка баней: сначала «лихих людей» кормили всякой соленой едой, пить не давали, а потом — в баньку, попариться. Запирали и пить не давали.
Была, кстати, в русских застенках и водяная пытка. Выбривали виноватому или только еще подозреваемому голову, привязывали к стене или доске и капали через равные промежутки холодной водой, а к ушам горящие угли прикладывали для полноты ощущений.
Иностранцы, заезжавшие в нашу столицу в XVI и XVII веках, такие, как Флетчер, Корб и Олеарий, рассказывали о сугубо русских способах пыток, кои произвели на них неизгладимое впечатление, хотя и были все они мужами, видавшими в жизни всякие виды. В московских застенках раскаленными железными клещами ломали ребра и пятки, раны прижигали тоже каленым железом, а то и сольцой посыпали, искусно вырезали плоть из-под ногтей, вколачивали деревянные гвозди под пятки — короче, обнаруживали наши заплечных дел мастера недюжинные способности в доставлении мучения ближнему.
При Петре Алексеевиче, в 1716 году, вышел специальный воинский артикул, по которому пытки допускалось учинять лишь в тех случаях, когда злодеяние выявлено, а также еще и когда подозреваемый в особо важном преступлении «смутится, изменится в лице или оробеет». Но и в этих случаях пытки допускалось применять со всей осмотрительностью, учитывая телосложение и физическое состояние подозреваемого. Предписывалось даже карать смертью судью самого, ежели доказано будет, что действовал он злонамеренно и подвергнутый пыткам умер по его личной вине. Запрещалось пытать лиц младше 15 лет и стариков старше 70, а также беременных женщин. Дворяне и высшие чины тоже освобождались от пыток. Их могли казнить, но не пытать.
И в это время как раз переняли наши некоторые достижения европейских мастеров заплечного дела. К примеру, большие пальцы рук и ног сжимались в специальных железных тисках, а голову сдавливали веревкой, закручивая ее с помощью деревянного стержня. Сохранились свидетельства, что тот, кого пытают таким способом, «весьма изумленным бывает».