Важно отметить, что сын служанки не охарактеризован уничижительными и пренебрежительными эпитетами. Животная часть души не называется "злом" или "тьмой". Напротив, ей присущи некоторые положительные свойства, и с практическими делами сын служанки справляется никак не хуже царского сына. При всем том создавшееся положение тяготит обоих. Истинный сын царя, вопреки своему приниженному положению, в глубине души мечтает о царстве.
Корень проблемы - в изначальной подмене, и исправить положение можно лишь раскрыв тайну, когда будет осознано истинное положение вещей. Рано или поздно тайна будет раскрыта, ибо возвышенная, Б-жественная часть души не способна смириться со своим униженным положением. Этим обусловлено внутреннее напряжение, понемногу подталкивающее к разгадке, хотя к ней ведут несколько ступеней и восхождение дается в нелегкой борьбе.
Слухи о подмене, передаваемые шепотом, стали первым этапом раскрытия тайны. В душе царского сына они пробудили глухое беспокойство, предшествующее первому осознанному желанию более высокой доли, более действенной роли в жизни, а сын служанки смутно затосковал по участи ведомого, направляемого, для которой был рожден.
На следующем этапе людская молва доносит весть до сознания животной души. Люди, принесшие наследнику престола известие о подмене, символизируют дурное начало, ибо они выявляют и пробуждают в животной душе зло, восстанавливают ее против добра. Выясняется, что подмена действительно имела место, но признание этого факта вызывает активное сопротивление сына служанки. С этого момента оба юноши, две души, не могут ужиться в мире. Мнимый наследник не желает открытого расследования, ибо понимает, что оно обнаружит его несостоятельность в качестве царствующей особы. Страх перед раскрытием истины подавляет более глубокие размышления на эту тему. Завершилась пора первоначальной детской непосредственности и наивности, когда подмененные сыновья могли мирно сосуществовать. Началась борьба. Две души - Б-жественная и животная - могут пребывать вместе в наивной младенческой смеси разнородных качеств, не замечая разрыва между своими стремлениями, но лишь до тех пор, пока не увидели различия между собой, не познали свою истинную природу.
Противоречивость устремлений Б-жественной и животной душ выясняется внезапно: сначала в этом убеждается животная душа, и лишь затем Б-жественная. Физические влечения и желания усиливаются как раз в том возрасте, когда в человеке начинают пробуждаться также иные, высшие свойства его сущности.
Инициативу разрыва берет на себя мнимый царевич. Желая избавиться от соперника, истинного наследника престола, он сперва начинает преследовать своего настоящего отца. Муж служанки, один из слуг царя, олицетворяет присущий животной душе здравый смысл, простое и достойное понимание происходящего. Его взгляд на вещи, правда, не царственный, но зато истинный. И этот взгляд, хотя и не проникает в тайное тайных, угрожает власти подмененного сына служанки.
Смерть царя и изгнание царского сына
При жизни царя сын служанки не может достичь полной власти. Но вот царь умирает (это случается, когда человек заявляет, что Б-г умер, что Его нет, и объявляет самого себя верховным властителем мира), и на царский престол усаживается подмененный наследник, рожденный служанкой. До тех пор, пока царь жив, животная душа не может всецело завладеть человеческой сущностью. Но он умирает - и ничто больше не стоит на ее пути к господству. Новый властелин, сын служанки, может вести себя как ему угодно. Единственное, что как-то сдерживает его, человеческое общество, с чьими правилами и мнением приходится считаться. И потому сын служанки не в силах окончательно разделаться с обузой духовности, хотя продолжает всеми силами угнетать ее. Его личность все больше коснеет, увязает в материальности, пока само присутствие Б-жественной души не становится для нее невыносимым. И тогда Б-жественная душа, истинный сын царя, отправляется в изгнание.
Итак, царевич изгнан. Однако аристократизм человеческой натуры не может совершенно исчезнуть. Он обнаруживает себя парадоксальным образом в той сосущей внутренней неудовлетворенности, которая толкает человека к пьянству, разгулу и разврату. Раби Нахман дает такому падению ошеломляющее истолкование: вовсе не низкими склонностями, не сластолюбием и вожделением он объясняет пороки пьянства и разврата, а мучительной неудовлетворенностью души, страждущей и угнетенной. Она стремится к чистому и возвышенному, но не в силах совладать с изнанкой бытия и потому впадает в противоположную крайность, оглушая себя пороками, дабы в них найти забвение.
Начало раскаяния
Поначалу животная душа никак не ощущает отсутствия Б-жественной и, разумеется, нисколько от этого не страдает. Мнимый царь успешно управляет миром повседневной реальности. Он пренебрегает смутным ощущением того, что не все в порядке, или решительно подавляет его, продолжая крепко держать в руках бразды правления.
На данном этапе развития душа амбивалентна. Ни один из сыновей еще не стал яркой и полноценной личностью, и, разумеется, речи нет об их разделении по элементарным категориям добра и зла. Одна сторона души, изначально устремленная к благородному и Б-жественному, на деле движется в противоположном направлении, но и вторая не вполне удовлетворена тем сугубо материальным существованием, в которое погружена. Животная душа пытается (возможно, эту попытку на определенной стадии развития совершает каждый человек) построить для себя гармоничное и целостное мироздание на сугубо материалистических принципах. И, тем не менее, в часы досуга и успокоения мнимый царь сознает, что в его мире чего-то не хватает, что его человеческое бытие ущербно. Неявно, подспудно ему не хватает изгнанного собрата, его недостающей половины. Ведь в конечном итоге животная душа вовсе не мечтает о власти над всем человеческим существом. Конечно, она стремится к комфорту. Однако в ее сокровенной глубине живет и стремление к более высокой действительности, к которой животная душа не в состоянии подняться собственными силами. И потому в часы покоя, свободные от дел и забот царства, молодого царя все больше одолевало раскаяние. Желая избавиться от неприятных мыслей, он вновь с головой уходил в текущие дела и заглушал в себе боль вины.
Одновременно пробудился от духовной спячки и настоящий сын царя. Его пробудило осознание своего высокого происхождения и страстное желание реализовать свою истинную сущность. Толчок этому дала та же самая внутренняя неудовлетворенность, которая побуждала его к разгульной жизни. Правда, возможность иного пути все еще не обрисовалась ему во всей ясности, но неудовлетворенность способна питать творческую энергию (45). Недовольство собой помогает преодолеть греховность, по-новому увидеть жизнь и свое назначение в ней.
Второе изгнание царского сына
Единичного импульса, как правило, недостаточно, чтобы побудить человека к раскаянию. Сон, приснившийся однажды, не может стать поворотным пунктом на жизненном пути. И потому один и тот же сон возвращается вновь и вновь. Стоит царевичу сомкнуть глаза, как опять звучит повеление вырваться из трясины греха, полностью изменить свою жизнь. В конце концов наступает кризис, и царский сын, повинуясь властному императиву, оставляет беспутство и отправляется навстречу своему новому, неведомому предназначению.
Второе изгнание обладает преимуществом перед первым, несмотря на сопутствующие ему тяготы и лишения. Тяжкий труд погонщика скота и жестокость хозяина приходят как воздаяние за прежние грехи. Ведь сразу изменить образ жизни невозможно. Привычка гнаться за животными наслаждениями (ее персонификацией служит образ бессердечного скототорговца) оборачивается теперь, в измененной форме, невыносимыми мучениями. Грех, который раньше доставлял удовольствие, теперь приносит страдания, поскольку не удается сразу избавиться от него. Однако именно в этих страданиях - залог освобождения. Муки, подобные тем, которые терпит царский сын, сродни адским мукам, как их иногда изображают: преступника заставляют вновь и вновь повторять преступление, но теперь он не находит в нем ни капли удовольствия, а лишь вновь и вновь переживает унижение, боль и позор своего греха.