Моше-рабейну был, как известно, "тяжелоуст и косноязычен" ("Шмот", 4:10). "Зоhар" истолковывает эти его качества как свидетельства превосходства и совершенства: "Почтен устами - в Торе Устной; почтен языком - в Торе Письменной" (в оригинале игра слов: "тяжел" и "почтен" на иврите омонимы. - Прим. пер.). Моше вознесен выше всех людей, выше даже внешних проявлений Торы и мудрости. Речь его столь возвышенна, что мир не в состоянии разом вместить слова Моше, а лишь понемногу, обрывками, потому и кажется, что тот говорит, заикаясь. Можно сказать, что совершенная речь относится к абсолютной Б-жественной истине, тогда как всякая другая речь обладает лишь относительной истинностью (см. Рамбам, "Яд хазака", гл. 1). И потому совершенный человек, устремленный к высшей истине, не может говорить как обычные люди. Его связь с внешним миром отрывочна, но слова его - Тора Моше, Святое Писание - содержат всю сокровенную мудрость мира. Ибо Тора и есть тот внутренний план мироздания, в соответствии с которым сотворен мир. В ней заключен также источник, дающий миру силы существовать, как сказано: "Г-сподь создал меня в начале пути Своего, прежде всех созданий Своих, искони" ("Мишлей", 8:22. См. также раздел "Брейшит" в "Брейшит раба".). Именно об этом в поэтической, символической форме повествует рассказ косноязычного нищего.
На этом фоне особенно рельефно выделяется тема Человека Истинной Доброты. Рассказ о нем пытается связать мир в его наиболее материальной, наглядной ипостаси с самым что ни на есть отвлеченным и абстрактным. Мудрость косноязычного нищего проистекает из запредельных высот. Однако ее проявление и воплощение (например, в Торе) происходит самым наглядным и материальным образом, а главный смысл как раз и заключается в том, чтобы навести мосты между высшей действительностью и материальным миром.
Последний мудрец, чья мудрость полнее всех, хвалится тем, что она подобна дню (идиоматическое выражение, существующее на идиш). Он объясняет смысл этого уподобления так: шесть дней творения включают в себя всю реальность сотворенного мира, и внутреннее содержание речений, с помощью которых он создан, есть также содержание всего сущего в нем. Мудрецы, открывающие закономерности этого мира, достигают понимания лишь отдельных фрагментов в мозаике мироздания, внутри огромной сферы целого дня творения например, третьего дня, когда были созданы растения, и т.п. Мудрец, чья мудрость подобна целому дню, обнимает ею день творения целиком, со всем комплексом явлений, связанных с ним.
Нищий-заика спрашивает величайшего среди мудрецов: какому из дней творения подобна твоя мудрость? И вот этот удивительный мудрец, чья мудрость подобна любому из дней творения, ибо она не увязает в частностях, а охватывает и постигает целиком всю действительность во всех ее проявлениях, связанных с каждым из шести дней творения, признает, что тот, кто задал ему подобный вопрос, превосходит мудростью даже его. Раби Нахман задается вопросом: почему это так? И для того, чтобы дать ответ, рассказывает целую историю. В ней, хотя и не в явном виде, содержится ответ.
Этот ответ связан с общей концепцией времени. Время измеряется единицами равной протяженности, и на первый взгляд представляется, что и ценность времени, заключенного в каждой из них, также равна всем остальным. Однако с точки зрения лурианской кабалы, которой придерживается раби Нахман, это совершенно не так. Сущности фундаментальных единиц времени и их элементов различны. Каждая из единиц времени наделена особой сущностью, уникальной и неповторимой. Ни один час не похож на другой.
Косноязычный нищий знает, что дни отличаются друг от друга. Различны не только шесть дней творения, но и каждый день и час, протекший с тех пор, неповторим. И именно в этом понимании сущности времени и его уникальной неповторимости заключается превосходство нищего над мудрецом, охватывающим своей мудростью один день. Мудрость нищего постигает сам поток времени, в котором источник всего сущего, источник всякого бытия и знания, всего, существующего во времени.
В рассказе косноязычного нищего раби Нахман использует в основном образы, почерпнутые из книги "Теhилим", особенно из шестьдесят первого псалма. Две горы, стоящие на двух краях земли, высятся в мире человеческих переживаний, как сказано: "С края земли к Тебе взываю..." (61:3). На одном краю находится сердце - это сердце мира, символ Шхины, она же Кнесет Исраэль, сфира Малхут. Шхина есть Б-жественный свет, дарующий миру жизненность. Этот свет разливается изнутри, и потому он назван сердцем всего мира.
Это сердце - мир, который суть жизни и сокровенное "я" всей действительности. Оно пленено и очаровано (глагол "пленить" в значении привлечь любовь, очаровать на иврите образован от того же корня, что "сердце". - Прим. пер.), как сказано: "Пленила ты сердце мое, сестричка моя, невеста, пленила ты сердце мое одним взглядом глаз твоих..." ("Шир hа-ширим" - "Песнь песней"; 4:9). Мудрецы истолковали тайну этого стиха так: невеста, т.е. Шхина, названа "сердцем". А раби Нахман понимает это так, что сердце находится во всем, в каждой частице "невесты", так что даже внешние, самые грубые покровы сердца охвачены любовью. Кстати, это напоминает восхваление Кнесет Исраэль, общности всего Израиля: даже самые пустые члены этой общности полны заповедей; даже тот, кого можно уподобить ногтю на большом пальце ноги, т.е. самой омертвелой и наименее одушевленной ткани (ср. со сказанным об этом в "Тании") - даже тот больше пленен святостью и охвачен влечением к ней, чем любой из тех, кто не принадлежит к этой общности.
На другом краю - бесконечно удаленном от сердца - бьет источник, символизирующий трансцендентную сущность Б-жественного. В Кабале источник служит постоянным символом сфиры Хохма (мудрость). Он - "среднее арифметическое" от сложения бытия и Ничто.
Сердце мира, Шхина, тоскует о Первоисточнике и Первопричине всего и стремится воссоединиться с ним, как сказано: "Вопиет к Г-споду сердце их..." ("Эйха" , 2:18). С одной стороны, сердце страдает от солнечных лучей - от жара полыхающего страстями мира (ср. с устойчивым сочетанием "под солнцем" в книге "Коhелет" ). Мирские страсти и вожделения иссушают главную страсть сердца и подрывают его силы. С другой стороны, сердце изнемогает от любви к Первоисточнику.
Большая птица, осеняющая сердце своими крылами и защищающая его от палящих солнечных лучей, символизирует милосердие Г-спода, время от времени осеняющее мир. Так была дарована Тора со всеми ее заповедями, чье назначение - защитить мир от жара, испепеляющего его. Наиболее наглядно аллегория "большой птицы" представлена в изображениях крувим, простирающих крылья над Ковчегом Завета в Святая святых (ср. с "Ликутей-hалахот" раби Натана). В псалме также есть краткое упоминание того же: "...укроюсь под сенью крыл Твоих" (61:5). Приходит на память также стихотворение раби Шломо ибн Гвироля, где есть такие слова:
"Тебя бегу я и Тебе молюсь,
От жара Твоего под сень Твою стремлюсь".
Несмотря на великое желание, сердце не может соединиться с Источником, ибо их разделяет бесконечная пропасть, заложенная в самой сути сотворенного мира. Сердце должно желать и стремиться из своего бесконечного далека, ибо лишь вдали от Источника оно способно существовать и жаждать слияния с ним, как сказано: "Издалека являлся мне Г-сподь..." (Ирмеяhу, 31:2). Если сердце попытается приблизиться, оно потеряет связь с Источником, ибо путь от сотворенного мира к бесконечности пролегает через бездну Ничто, и мост над ней навести невозможно (см. "Ликутей-Маhаран", "И пришел к фараону..."). И потому сердцу приходится удовлетворяться постоянным стремлением и тоской, поскольку всякая попытка приблизиться чревата расторжением связи как с Бесконечным, окружающим мироздание, так и с Б-жественным в самом мире. И тогда сотворенный мир будет разрушен.
Связь между миром (самым сердцем его) и Творцом сверхсложна. Она состоит из непрекращающихся импульсов жизни, напоминающих метания зверя в клетке. Это и есть порывы сердца к Источнику, хотя их смысл есть полное самоуничижение мира и возвращение к той действительности, которая является чистой волей Творца. Источник - это источник жизни всего мира. Для него не существует времени, он по ту сторону ограниченной реальности мира и потому находится за пределами времени. Связь между ним и миром, таким образом, имеет парадоксальный характер. Эта связь проистекает из того, что мир как будто возвращает эманацию жизни назад, ее первоисточнику. Как написано в кабалистических книгах, первое в ряду сотворенных это бесконечное и неудержимое добро или милосердие Творца. Однако продолжение творения зависит от непрекращающегося потока жизни, возвышаемой до более высокого уровня. Жизнь возвращается к своему Источнику, который пребывает за пределами порожденного им времени и пробуждает в нем желание продолжать изливаться.