Такое описание изгнания у раби Нахмана опрокидывает привычные представления. Галут вызван не делами земными, не объективными материально-историческими причинами, приведшими к изгнанию еврейского народа с его родины. Создается впечатление, что не Шхина сопровождает еврейский народ в его изгнании, а напротив - сыны Израиля отправляются в изгнание вслед за Шхиной, чтобы найти и возвратить ее.
Таким образом, по мнению раби Нахмана, галут не навязан еврейскому народу внешними обстоятельствами. Это добровольное изгнание. Народ Израиля отправляется на поиски Шхины, то есть своей собственной души, и на этом пути претерпевает муки. Ради чего он принимает страдания? Из любви к обожаемому Царю, которому хочет возвратить любимую дочь, ради "воссоединения Святого Творца, Благословен Он, с Его Шхиной". Эта благородная цель побуждает первого министра отправиться в странствия, которые закончатся не раньше, чем он найдет и освободит царскую дочь.
Первый этап поисков царской дочери
Итак, первый министр отправляется на поиски царской дочери. Он берет с собой лишь самое необходимое (галут!): слугу, олицетворяющего простой народ Израиля, неискушенных людей, отправляющихся на поиски Избавления вслед за вождями. После долгих изнурительных поисков первый министр находит царскую дочь в укрепленном замке среди пустыни. Пустыня служит прибежищем нечистой силе, Азазелю. Среди запустения могут гнездиться только злые силы (19). Первый министр находит в пустыне дворец, войско, стражу - все атрибуты истинного царя, ибо "...одно в противовес другому сделал Б-г..." ("Коhелет" - "Екклесиаст", 7:14) и зло является взору подобием добра. Злые силы пугают первого министра, поскольку он поддается иллюзии и принимает мнимую реальность за подлинную. Но, преодолев страх, он входит во дворец и убеждается, что силы зла не более чем тени и их метания не в состоянии помешать человеку сделать то, что должно. Зло распоряжается лишь там, где человек поддается его власти. Первый министр проникает вглубь дворца, в самое логово зла, добирается до его сердцевины и видит все происходящее там. Он полон веры и надежды, и потому нечистая сила не может ему воспрепятствовать и бессильна повредить.
Веселье на балу Азазеля достигает апогея, когда вводят царицу, в которой верный министр узнает царскую дочь. Она служит злу, и в этом глубинный смысл изгнания Шхины. Когда проявление Б-жественных сил в мире не оказывает благотворного и оживляющего влияния на Кнесет Исраэль (ибо связь между Б-гом, Шхиной и Израилем в каком-то смысле расторгнута), оно поддерживает зло, питая его жизненность.
Момент узнавания чрезвычайно важен, ибо именно в нем начало Избавления. Не признав дочь царя в одеяниях скверны, в нечистом облачении и окружении, первый министр никогда не смог бы освободить ее. Именно этот момент опознание внутри зла действующей там Б-жественной силы - дед раби Нахмана, Бааль-Шем-Тов, считал решающим в победе над злом. И потому освобождение царской дочери начинается в тот момент, когда первый министр узнает ее в царице сатанинского бала. Что же он может сделать? Чем помочь пленной царевне? В какой помощи она нуждается? Ясно, что узы зла, удерживающие ее, можно разорвать лишь духовным усилием. Именно в такой помощи нуждается царская дочь, чтобы освободиться. И потому первая попытка помочь ей включает описание усилий тех, кто первыми в истории пытались привести мир к Геуле: пост, аскеза, молитва, а главное - непрестанная тоска и страстная жажда Избавления. Эта тоска - главное средство приближения Шхины, способ избавить ее из плена, выкупить из неволи.
Первый министр (символизирующий, как было сказано, законоучителей и праведников Израиля всех поколений) дает суровые обеты и подвергает себя жестоким лишениям, чтобы сосредоточить все телесные и духовные силы на одной возвышенной цели: освобождении Шхины. Однако именно в момент аскетического подвига злое начало в человеке особенно усиливается. Понятно, что это не случайно. Хасидизм полагает, что такова естественная и неизбежная реакция на попытки подавить дурное начало путем изнурения плоти.
Необходимо разобраться в корнях проблемы, а не только попытаться выкорчевать ее последствия с помощью аскетического подвига. Подобную ошибку совершает первый министр - и, как следствие поражения, погружается в спячку. Сон напоминает смерть (как сказано в Талмуде: "Сон - шестидесятая часть смерти"). Глубокий сон изгнания наполнен суетой, дни проходят впустую, в стороне от происходящего в мире. Сокрушительная неудача аскетического подвига неожиданно обернулась спячкой!
Слуга, не имевший столь возвышенных притязаний, не погружается в сон вслед за господином. Пока министр бездействует, пока элита болезненно переживает постигшее ее разочарование, простой народ ведет обычную жизнь, заботясь о повседневных материальных нуждах. Здесь, разумеется, нашли отражение неудачи различных мессианских попыток, поражения всех лжемессианских движений. Движения эти, будившие великие надежды и вызывавшие пламенное воодушевление, порождали разочарование и бездействие, когда надежды развеивались.
Второй этап поисков царской дочери
Очнувшись, наконец, первый министр не может прийти в себя от изумления: "На каком я свете?" Кажется, что великое испытание до основания потрясло устои его жизни. Министр должен услышать о том, что произошло, из уст своего слуги, а после этого он вновь отправляется на поиски. Никаких перемен положение не претерпело, изгнание царской дочери не является окончательным. И испытание на сей раз легче: не спать, когда настанет великое мгновение, и не пить вина, чтобы не уснуть пьяным сном, ибо этот сон не позволяет отличить галут от Геулы. Надо постоянно сохранять духовное бодрствование, чтобы, когда придет Избавление, быть готовым к нему! (20)
В первый раз соблазн был явным и недвусмысленным. На сей раз соблазн более изощренный - по крайней мере, он дает министру формальный повод сказать слуге: "Ты видишь? Это ручей". Тем самым министр как бы берет его в свидетели, решая проверить, что стоит за удивительным явлением: почему вода пахнет вином. Однако, как и следовало ожидать, вином пахло именно вино, и безобидный, казалось бы, опыт оборачивается великим падением. Министр напивается допьяна и на семьдесят лет - срок Вавилонского изгнания засыпает мертвым сном. В Талмуде рассказывается о раби Хони hа-Меагеле, который удивлялся словам псалма "были мы как во сне", пророчески предсказывавшего вавилонский галут. Ответ на свой недоуменный вопрос он получил, когда сам погрузился в сон длиною в жизнь.
Пьянство заставляет забыть об изгнании. Семь десятилетий прошли в тяжелом сне, без единого проблеска, без малейшей надежды на Избавление, когда не видно даже пути к нему. Эти семь десятилетий видятся раби Нахману как глубочайшее падение, падение с точки зрения всех "семидесяти ликов" Торы. Правда, слуга и на сей раз бодрствовал. Но что в том толку, если действовать способен лишь господин, а он уснул!
Царская дочь оказывается в новой ситуации (соответствующей последнему галуту, когда иссякла надежда на то, что народ Израиля вскоре отстроит Храм на своей земле): теперь ее изгоняют в дальние дали, и, отправляясь в далекое изгнание, она оставляет первому министру душераздирающее письмо, написанное слезами (21). Это письмо исполнено страдания, в нем говорится о муках, которые ждут еврейский народ. Но в письме также сказано, что у Израиля еще осталась надежда и Избавление все же придет. Увы, оно бесконечно далеко и существует лишь в воображении, поэтому кажется совершенно лишенным связи с действительностью, нереальным: "на золотой горе, в жемчужном дворце". Однако, это видение, хотя и выглядит далеким от всякой логики, побуждает первого министра к новым - последним поискам.