— Кое-что нам стало известно… Денков выступал перед учащимися с профашистскими речами!.. Фашист на таком заводе, как наш…
— Никогда мой бывший директор не был фашистом, — резко оборвал я его. — Не был!
Элинский смешался, но тут же вызывающе спросил:
— Значит, насчет речей — это ложь, так прикажете понимать?
— Совсем наоборот — сама правда!
Кадровик решил, что поймал меня на слове.
— Выходит, вы подтверждаете факт профашистских речей Денкова?!
— Разумеется, это факт, да еще такой, который не смог бы опровергнуть и сам Геббельс!
Посетитель заморгал.
Не понимаю. Может быть, его речи были умелой маскировкой коммунистической деятельности.
— Глупости! Он не был коммунистом.
Элинский окончательно запутался.
— Тогда, может, он скрывал за этим свои симпатии к борцам-антифашистам? Прогрессивно настроенный интеллигент?.. Легкомысленный пустобрех?
— Я бы не сказал…
Вконец растерявшийся кадровик проверил пуговицы на своем пиджаке и сухо промолвил:
— Раз ни то, ни другое, то каким же, по-вашему, он был?
Я зажег спичку и, поднося ее к сигарете, неожиданно для себя обронил:
— Каким? Да всяким!
У моего посетителя, судя по его виду, готово было вырваться: «И это называется прийти к серьезному человеку по серьезному делу?» Я понял, что разговор приобрел оттенок двусмысленности и решил исправить положение.
— Извините за слово «всяким». Все зависит от точки зрения, можно дать и такое определение. Лучше я расскажу вам кое-какие подробности жизни моего бывшего директора, а вы, если сможете, постарайтесь сам решить, что это за человек.
Знал я Димитра Денкова еще в бытность его учителем химии, то есть до того, как он получил директорский пост. В то время фашизм в нашей стране приближался к своему зениту. В такой политической атмосфере мой учитель вряд ли чувствовал себя хорошо, ибо по самым разным поводам часто взрывался: «Вот придут русские — все встанет на свои места!»
Потом его назначили директором провинциальной гимназии. Через несколько дней я переехал в тот же город. Когда я зашел к нему в кабинет представиться, он сначала обрадовался, но, вспомнив о моих убеждениях, тут же набросился на меня: «В своей гимназии я не потерплю никакой антипатриотической деятельности!»
Я выслушал его предупреждение и на следующий же день вступил в гимназическую организацию РМС[2]. Впоследствии полиция напала на наш след и всех нас арестовали. Узнав об этом, моя мать бросила все и приехала из деревни в город. Куда идти, кому жаловаться? В конце концов, по простоте души она решила: раз сын ее гимназист, значит, директор — это единственный человек, который в состоянии спасти меня. И вот она предстала перед ним. Узнав, зачем она пожаловала, он раскричался: «Коммунисты, госпожа!.. Их всех посадят!» Потом перевернул лежавший перед ним лист бумаги и неожиданно добавил: — «Впрочем, как им не быть коммунистами, когда парни живут в бедности, голодают!»
Предстали мы перед судом. Денков сидел в зале, вызванный в качестве свидетеля обвинения. Председатель нацелился в него взглядом и подчеркнуто вежливо задал вопрос:
— Господин директор, что вы можете сказать о подсудимых?
Он ответил клокочущим от ненависти и протеста голосом:
— Господа судьи, зачем вы отняли у меня цвет гимназии?
Подобного суд не ожидал. Председатель, глупо улыбаясь, подался вперед.
— Понимаю, понимаю… Подсудимые, может, и были хорошими учащимися, но это другой вопрос. Однако они вели подпольную коммунистическую деятельность и…
Денков оборвал его.
— Ничего подобного!
Председатель попытался направить свидетеля на путь «истины»:
— Вероятно, вы ничего не знали о конспиративной деятельности, в противном случае…
Мой бывший директор упер руки в боки.
— Нет! Я спе-ци-аль-но интересовался этим! Ничего подобного не было!
В зале, забитом нашими родственниками, раздался вздох облегчения. Свидетель ждал новых вопросов, но его попросили удалиться.
— Вот и скажите мне: каким же был на самом деле Димитр Денков?
Элинский снова погладил усы и попытался улыбнуться.
— Действительно, получается, что всяким!.. Но прошу правильно понять меня, такая характеристика не может меня устроить. Не могли бы вы дать, если так можно выразиться, более конкретные объяснения?
Объяснения? Никогда прежде мне не приходилось давать объяснений насчет личности Денкова. Я закурил новую сигарету и осторожно сказал:
— Видимо, вы отметили, что мой бывший директор отличается гуманизмом. Гуманизм, как я предполагаю, служил ему ориентиром в самые критические моменты жизни. Но, как мне кажется, только этим все объяснить невозможно. Было и кое-что другое. Это, на мой взгляд, и является одной из причин такого «разного» поведения. Вы его видели и знаете — Денков человек очень маленького роста. У большинства таких людей развивается комплекс неполноценности. Нечто подобное наблюдалось и у меня. Быть может, поэтому он всегда ходил на носках, с высоко поднятой головой и заложенной за спину левой рукой — так он казался себе выше ростом. По той же причине, думается, он согласился на директорский пост, хотя фашизм не принимал. Все же директор — это ди-рек-тор! Это означало в чем-то быть главным, быть выше! Убежден: он не совсем ясно представлял то, какую роль отводят ему фашисты, не догадывался, что они потребуют произносить речи, о которых упоминалось выше. Содержание этих речей ему было не по сердцу, потому что — это я хорошо помню — каждую из них он начинал без всякого желания. Но на трибуне он чувствовал себя выше ростом. И действительно, будучи талантливым оратором, Димитр Денков начинал неохотно, но постепенно преображался, у него появлялись голос Демосфена, жесты Катона, уверенность Александра Македонского..
Кроме того, низкий рост, проявленная к нему природой несправедливость заставляли его подсознательно ненавидеть любую несправедливость. Неосторожные восклицания: «Вот придут русские — все встанет на свои места!» — были причиной, как мне казалось, именно этой ненависти.
Она же, в конечном счете, взяла верх при встрече с моей матерью: «Впрочем, как им не быть коммунистами, когда парни живут в бедности, голодают!»
То же самое и на суде. Стоя у массивного судейского стола, он чувствовал себя таким маленьким, как никогда прежде. И от него требовали стать еще ниже, опуститься до того, чтобы помочь набросить петлю на шеи своих учеников. А они — дети, не жившие еще, не любившие. Ведь это такая несправедливость! И вновь наружу выплеснулась ненависть — яростная, непримиримая: «Господа судьи, зачем вы отняли у меня цвет гимназии?»
Потом необходимо учитывать и другое — условия того времени. Припомним: малодушные пытались заставить себя поверить в право неправых и, поверив-не поверив, становились доносчиками. Где надо и не надо трусы орали «хайль!», охраняя собственное спокойствие и спокойствие мракобесов. Бесхитростные люди устремлялись к высоким постам, пытаясь стать таким образом «личностями». Мудрые снисходительно улыбались, пока их не спрашивали, над чем это они посмеиваются. Сколько же оставалось тех, кто не согнулся под тяжестью того времени?
— Давайте не будем о грустных вещах! Сейчас меня интересует Денков. Я настаиваю на том, чтобы вы его не трогали. Ведь он способный химик, не так ли?
Элинский встал.
— Напишите все, о чем вы мне рассказали, и отошлите нам. А мы все обсудим и решим!
— Конечно, напишу! Но очень хотелось бы знать, как вы поступите!
Кадровик одернул пиджак, застегнул «молнию» на папке, подал на прощанье руку и вышел. Дней через десять мне позвонил директор завода, на котором работал Денков: «Вы просили сообщить, как мы решим вопрос. Не беспокойтесь, ваш бывший директор остается работать на заводе!»
2
РМС (Рабочий молодежный союз) — Союз рабочей молодежи Болгарии, нелегальная комсомольская организация, действовавшая в стране до победы социалистической революции 9 сентября 1944 г.