Они переставили свои часы на лунное время, однако и это было ненадолго; на станции «Менделеев» было другое, свое время, как повсюду на той стороне.
До старта ракеты оставалось девять часов. Лангнер, ничего не сказав, ушел. Пиркс расположился в кресле, потом пересел под лампу, попытался читать какие-то старые, потрепанные журналы, лежавшие на столике, но не смог усидеть и тоже вышел из комнаты. За поворотом коридор переходил в небольшой холл, где напротив телевизора, вмонтированного в стену, стояли кресла. Австралия передавала программу для Луны Главной – какие-то соревнования легкоатлетов. Пирксу не было никакого дела до этих соревнований, но он сидел и смотрел на экран, пока его не начало клонить ко сну. Он забыл о слабом притяжении и, вставая с кресла, взлетел на полметра. Все стало ему безразлично. Когда он сможет снять штатское тряпье? Кто выдаст ему скафандр? Где можно получить инструкции? И вообще, что все это значит?
Он, может, и пошел бы куда-нибудь допытываться, даже скандалить, но его компаньон, этот самый доктор Лангнер, по-видимому, находит их положение совершенно нормальным – так не лучше ли держать язык за зубами? Передача закончилась. Пиркс выключил телевизор и вернулся в номер. Не так он представлял себе пребывание на Луне! Пиркс принял душ. Сквозь тонкую стенку были слышны разговоры в соседнем номере. Конечно, это знакомые по ресторану туристы, которых Луна доводит до блаженного исступления. Он сменил сорочку – нужно было чем-нибудь заниматься, – а когда улегся на койку, вернулся Лангнер. С четырьмя новыми книгами.
Пиркса дрожь пробрала. Он начал понимать, что Лангнер – фанатик науки, нечто вроде второго издания профессора Меринуса.
Астрофизик разложил на столе новые спектрограммы и, разглядывая их в лупу с величайшей сосредоточенностью, с какой Пиркс не рассматривал даже фотографии своей любимой актрисы, вдруг спросил, сколько Пирксу лет.
– Сто одиннадцать, – сказал Пиркс, а когда тот поднял голову, добавил: – По двоичной системе.
Лангнер впервые улыбнулся и стал похож на человека. У него были белые крепкие зубы.
– Русские пришлют за нами ракету, – сказал он. – Полетим к ним.
– На станцию «Циолковский»?
– Да.
Станция находилась на той стороне. Значит, еще одна пересадка. Пиркс раздумывал, как они проделают оставшуюся тысячу километров. Наверно, не в сухопутном экипаже, а в ракете? Однако он ни о чем не спросил. Не хотелось выдавать свое невежество. Лангнер, кажется, говорил еще что-то, но Пиркс уже заснул, так и не раздевшись. Проснулся он внезапно: Лангнер, склонившись над койкой, тронул его за плечо.
– Пора, – только и сказал он.
Пиркс сел. Похоже было, что Лангнер все время читал да писал: стопка бумаг с расчетами выросла. В первую минуту Пиркс подумал, что Лангнер говорит об ужине, но речь шла о ракете. Пиркс навьючил на себя набитый рюкзак, а лангнеровский был еще больше и тяжелый, будто камнями набитый; потом выяснилось, что, кроме сорочек, мыла да зубной щетки, там были только книги.
Уже без таможенного досмотра, без всякой проверки они поднялись на верхний этаж, где их ждала лунная ракета, некогда серебристая, а теперь, скорее, серая, пузатая, на трех растопыренных, коленчато-изогнутых двадцатиметровых ногах. Не аэродинамическая, поскольку на Луне нет атмосферы. На таких Пиркс еще не летал. К ним должен был присоединиться какой-то астрохимик, но он опоздал. Стартовали вовремя; полетели они вдвоем.
Отсутствие атмосферы на Луне порождало множество хлопот: невозможно было пользоваться ни самолетами, ни вертолетами – ничем, кроме ракет. Даже машинами на воздушной подушке, такими удобными для передвижения по пересеченной местности: им пришлось бы тащить на себе весь запас воздуха. Ракета движется быстро, но не везде может сесть: ракета не любит ни гор, ни скал.