Будем с другом Акбаром честно служить Родине!
…Самолет мягко — почти неслышно — тронулся с места, быстро набирая скорость, вдруг задрожал весь, затрясся, как телега на ухабах, моторы взревели, дальние домики, перелески со все ускоряющейся быстротой побежали назад; тряска внезапно прекратилась, громадный воздушный корабль легко оторвался от бетонной полосы, шасси убрались, сразу стало покойно, гром моторов куда-то отошел, земля проваливалась вниз, вот уже все стало маленькое, маленькое, далекое… летим, летим! И уже вокруг только бескрайняя прозрачная синева неба, внизу проплывают облачка, и ослепительные золотые лучи солнца заливают ярким светом все-все, будя чудесное чувство какого-то тихого восторга и успокоения. Вероятно, с таким чувством мифический Икар взмыл над землей. Постепенно спадает нервное напряжение, вызванное прощанием с боевыми друзьями, с заставой и ее командирами. Ведь сколько пережито вместе, сколько раз выручали друг друга. Взаимовыручка — главное и непременное правило воинской службы… Постепенно мысли переключаются на другое. Кто-то правильно заметил, что первую половину пути едущий оглядывается назад, вспоминает о том, что было, а потом начинает смотреть вперед, думает о том, что его ждет.
Акбар лежит под столиком между передними рядами сидений, положив свою умную голову на вытянутые лапы, притиснутый к моим ногам (тесно, повернуться негде), и иногда полувопросительно, понимающе чуть взглядывает на меня. Это уже не тот Акбар, с каким два года назад мы отправлялись служить в погранвойсках, — тот и не тот. Он посуровел, приобрел какую-то мудрость и сдержанность, время и служба сделали свое. Мы оба сильно переменились.
Все-таки удивительно быстро идет время; не идет, а летит, мчится быстрее, чем наш реактивный лайнер. Даже не верится: мы с Акбаром отслужили и уже возвращаемся в родной город на Неве. Вы уже это поняли? Да, остались позади ночные тревоги, внезапные вызовы, преследования нарушителя, посягнувшего переступить ту запретную и святую для нас черту, которая называется государственной границей. Прибавилось шрамов у Акбара. К счастью, ему везло: раны, полученные в схватках с вооруженными нарушителями (а они, как правило, все вооруженные, за небольшим исключением), оказывались несерьезными и скоро заживали. Наверное, сказывались его опрятность и хорошая выучка: он брал врага так, что тот обычно не успевал и пикнуть. Сколько на его (на нашем!) счету задержаний? Конечно, с Карацупой[1] не сравнить, однако и стыдиться не приходится, свидетельством тому значок «Отличник погранвойск» у меня на груди…
Итак, мы скоро дома, вместе отправились служить, вместе возвращаемся. А ведь могло быть и так: я возвращаюсь, а друга Акбара уже нет в живых…
А могло быть и наоборот (бывает и так)… Впрочем, в этом случае собака тоже не возвращается, она навсегда остается там, где окончил свои дни ее проводник. — человек.
Потихоньку осматриваюсь. Самолет полнехонек, ни одного свободного места. Постепенно оживление, обычное при посадке, стихает, пассажиры успокаиваются, устраиваются поудобнее, кто-то, щелкнув кнопкой запора, откинувши спинку кресла, начинает дремать. Ровное, нераздражающее гудение успокаивает, настраивает на сон, рождая неторопливое течение мыслей. Много летит ребятишек с мамами, они возятся дольше всех.
Около меня бабка в чепчике. Багажа — горы. Ее потому и посадили впереди, чтобы как-то могла уместиться со всем своим хозяйством (тут, у стола, чуточку попросторнее). Баулы да кошелки, едет в гости к родным, везет гостинцы; среди узлов не сразу заметишь и Акбара. Маскировка.
Когда по радио сказали, что надо пристегнуться, моя соседка деловито подозвала стюардессу и попросила:
— Привяжи-ка меня, родная, как всех. А то сама я не могу.
Я обратил внимание, что она держит в руках что-то.
— Устанете так держать…
— Это у меня наливочка да варенье. Вдруг самолет будет падать, так чтобы не разбилась…
Типун тебе на язык, бабка!
Только успела вымолвить; вдруг резкий, требовательный выкрик, заставивший всех оглянуться:
— Руки вверх!
Бабка от неожиданности выронила варенье, банка сломалась, варенье густо-красным пятном расползлось по полу.
— Всем руки вверх! Не двигаться!
Что за спектакль?! Двое с револьверами. Они сидели в хвосте самолета, сидели до поры до времени тихонечко, себя ничем не проявляли. Один постарше, другой помоложе.
Кажется, дело серьезное…
Угрожая пистолетами, они шли по узкому проходу, направляясь вперед, к пилотской кабине. Стюардесса, молоденькая девушка, в ужасе застыла на месте. Кто-то из пассажиров хотел вскочить, но их остановил окрик:
— Кому сказано! Не вставать! А ты, — обратился передний к стюардессе, — иди и скажи командиру, чтоб поворачивал в сторону Турции… ясно? А будет ершиться, взорвем самолет. Это видала? — У пояса болтались две гранаты.
Так. Попали в переплетик. Оказывается, бандиты.
Угрожая оружием, угонщики требовали, чтоб лайнер изменил маршрут и направился к нашей южной границе.
Помню, я сидел и лихорадочно соображал: что делать? как помочь летчикам? Нервы были напряжены до предела: что пережили в эту минуту пассажиры, не передать. Каждый сидел и растерянно думал: тебя хотят увезти за границу против твоей воли… чудовищно! Неужели же сидеть и покорно ждать, подчиняться неизбежному и этим двум негодяям с револьверами и бомбами…
Бабка как раскрыла рот, так и сидела, застывшая от испуга. Бандиты были рукой достать, приблизились к нашему ряду, когда самолет вдруг резко качнуло в одну сторону, потом в другую. Один от неожиданности чуть не свалился и, чтобы не упасть, уцепился за спинку сиденья; другой безуспешно хватал воздух, болтаясь туда-сюда. Запомнились их черты: один носатый, другой с лицом длинным, как редька, напомнил мне кого-то… Шкворень! Как есть он! Давно не видались. Вот куда тебя занесло, голубчик.
— Фасс!
Казалось, скомандовал не я, а кто-то другой.
Вслед за тем я четко увидел черную дырку ствола направленного на меня пистолета; мне чудилось, что такая дырка уже просверлена в моем теле. Грохнул выстрел, но мимо — самолет опять сделал резкий крен. Второй, тот, что был ближе к голове самолета, стал стрелять в кабину летчиков (потом выяснится, что ранил штурмана). И в ту же секунду, как черная тень возмездия, взвилось в воздух растянутое в прыжке упругое тело Акбара. Бандит дико закричал и выронил пистолет: зубы овчарки сомкнулись на его руке. Второй, обернувшись, выстрелил в собаку. Я не успел перехватить его руку.
После короткой схватки с помощью пассажиров бандитов удалось обезоружить и связать. Будет вам Турция!
Но где Акбар? Он истекал кровью…
Помню, как мы перевязывали его. Женщины предлагали платки, каждый старался помочь, чем может. Ребятишки плакали. Тем временем полет стал снова спокойным, самолёт перестало кидать из стороны в сторону. Оказывается, летчики, когда поступил сигнал тревоги, умышленно стали раскачивать его, чтобы хоть как-то помешать бандитам, не дать им осуществить задуманное. По радио они сообщили о нападении на самолет и теперь получили приказ следовать в ближайший аэропорт, чтоб там передать задержанных. Кроме того, Акбару требовалась немедленная медицинская помощь.
«Требуется вооруженный конвой и медицинская помощь», — радировали на землю. «Скорая… немедленно…» — отдавалось у меня в мозгу.
Успеем ли… Только бы успеть! Только бы успеть!
Акбар уже почти не подавал признаков жизни. Акбарушка, милый, потерпи!
Я всматривался в лица незадачливых угонщиков. Как я ненавидел их сейчас! А ведь точно. Шкворень. Он. Его длинная противная физиономия и родинка под глазом. Теперь я вспомнил: когда мы садились, Акбар глухо зарычал, принюхиваясь к земле, он-то сразу признал знакомый запах (собаки могут сохранять его в памяти долгие годы), но я не обратил внимания; посадка, все торопятся, дернул поводок, чтоб он шевелился живее. Да, друг Акбар, и тут ты оказался бдительнее всех.
Мы с Акбаром садились первыми, и они не заметили нас, иначе, думаю (даже уверен в этом), должны были бы действовать по-иному: собака — опасный противник. Кто-кто, а Шкворень знал это по личному опыту. И как я проглядел их? А еще пограничник, бригадмилец! Непростительно! А все потому, что размечтался лишка, перестал примечать вокруг. Они и расположились сзади, в хвосте, чтоб не привлекать ничьего внимания, раньше времени не открыть себя.
1
Никита Карацупа — ветеран пограничной службы, задержавший со своими Индусами (всем работавшим с ним собакам он давал одну кличку — Индус) более четырехсот нарушителей границы, в том числе крупных вражеских разведчиков, шпионов, диверсантов, засылавшихся к нам империалистическими державами. С тех пор имя Карацупы стало нарицательным, стало символом верного служения Родине и образцом умелой пограничной службы. Его примеру следует молодежь.