Внезапно пароход замедлил ход — видимо, впереди было мелкое место; но это выглядело так, как будто и штурман наконец не выдержал и решил взять собаку на борт. В глазах хозяина Капитана вдруг вспыхнул огонек, он быстро обернулся, точно ища поддержки или совета, и шагнул к двери, ведущей к выходу с судна.
— Что ты хочешь сделать? — поспешно спросил я его.
— Да не знаю… взять бы уж, что ли…
— То-то же… — заговорили вокруг.
— А куда ты ее денешь в Чердыни? — продолжал я допрос.
— Не знаю… В общежитие не пустят с собакой…
— Вот видишь… — Я, страстный любитель животных, сейчас действовал против интересов собаки; а может быть, как раз наоборот, пытался охранить ее, уберечь от возможной опасности. Мне представлялось: вот привезет он ее в Чердынь, а что дальше? Сам в общежитие — а пса куда? Живи на улице. Окажется четвероногое безнадзорным — может получиться еще хуже. Пусть и вправду побежит домой, коли раз уже бегал: уральская лайка — чудо, смышленая, смелая, не пропадет.
Пароход между тем снова набрал ход.
— Скоро курья-то?
— Скоро…
Мне — да и всем другим, кто слышал наш разговор с пареньком, — не терпелось увидеть эту курью: скорее доедем до нее — скорее собака повернет назад, может, до ночи вернется домой.
Сейчас мне хотелось утешить парнишку: видно было, что он по-настоящему страдает. Растравили наши разговоры да вздохи.
Вот наконец и курья — устье какой-то речки, впадающей в Вишеру. Камыши, густые заросли ивняка. Пароход стал опять забирать вправо. Собака вновь показалась на желтоватой полосе отмели, добежав до конца ее, рванулась к берегу, скрылась за кустами, показалась опять… Вот она уже у края курьи… Видно было, как она заметалась у самой воды, белое крошечное пятнышко на фоне темных кустов, и — исчезла. Пароход повернул за мыс, курья скрылась из глаз. Пассажиры стали медленно расходиться.
Так и не догнала! Жаль, когда преданность остается невознагражденной.
Пароход отмеривал километр за километром, а мысли все еще тянулись к существу, такому трогательному в своей неистребимой преданности к человеку и такому одинокому в эти минуты, — существу, которое, убедившись в бесплодности своих усилий, пробиралось сейчас — одно среди огромной окружающей его природы! — через темный лес обратно, по направлению к дому.
За что их убили?
Три короткие истории в письмах с предисловием и послесловием
Собственно, это даже не предисловие, а скорее раздумье — раздумье о том, что сейчас волнует многих, о чем не раз высказывались уже в той или иной форме и газеты, и журналы.
Говорят, много развелось собак. Лишка. Не согласны? А поглядите-ка. Эвон сколько их бегает, лает-тявкает! Пугают народ, по ночам не дают спать, мешают. А сколько им подавай еды, кое-кто даже подсчитать умудрился (только почему-то до сих пор ни один из таких умников не подсчитал: а сколько пользы от собак? Или — невозможно подсчитать, так много?…).
Нет, конечно, — сразу внесем ясность! — не порядок, когда собака не знает свой дом и вынуждена день и ночь бегать по улицам, увертываясь от проносящихся машин, ютиться где придется, кормиться на помойках или, стоя с жалостным видом около магазина, выпрашивать себе подаяние.
А кто виноват в этом? Вот так и теряются лучшие друзья…
Почему-то, если и возникают какие-либо серьезные дискуссии по этому вопросу, весь разговор вращается, как правило, вокруг породистых псов — этих откормленных, выхоленных сибаритов, а дворняжка — пария в собачьем мире, вроде бы и не собака вовсе. Так себе, «двортерьер». А меж тем знающие люди утверждают: не будь «двортерьеров», не бывать бы, пожалуй, и всем высокочтимым, ухоженным, украшенным, с родословными и другими знаками отличия… вот так, представьте! И в будущем собаководство не перестанет нуждаться в них, вот какая история. Тонкости генетики и отбора…
Но сейчас разговор не об этом. А о том — какие обязательства у человека перед животным, прирученным животным, которое уже тысячи лет живет около людей и которому иной жизни, вероятно, и не надо, как только всегда быть с нами.
Животное — собака — свою ответственность помнит и знает и неукоснительно выполняет все, что от нее ждут и даже не ждут. Тунеядцев и лодырей, отлынивающих от дела, симулянтов, любящих поохать: ох, там болит, ох, в другом месте кольнуло, среди них нет, ищи — не найдешь, хоть днем с огнем ищи. И служить человеку они любят, нет работы — сами найдут, таково их извечное, проверенное временем, неистребимое стремление и, если будет позволено так сказать, призвание. Можно ли, видя это, остаться равнодушными?! Не пора ли нам всерьез задуматься над этим?
Возможно, кому-то публикуемые письма покажутся наивными, но — не слишком ли мы становимся рационалистами? Доказано: от рационализма до жестокости — один шаг…
Письмо первое. ИХ МЕРА ОТВЕТСТВЕННОСТИ.
«…О своей любви к животным не буду распространяться, приведу только слова моего мужа, который уже давно умер и который так же любил животных, как я. Он всегда говорил: «За твоим гробом пойдут: хромая тощая старая лошадка и не меньше пятидесяти бездомных собак…» Пусть так.
Я теперь старая, больная, но по мере возможности стараюсь оказывать помощь то замученной кошке, то голодной собаке. У себя держу только кота Микешу, которого подобрала на улице девять лет тому назад, а собака — это для меня нынче роскошь: ни здоровье, ни условия, в которых живу, не позволяют мне держать это замечательное животное…
Животные и вообще живое — это как музыка, соединяющая людей. Еще Лев Толстой писал, что музыка способна творить чудеса, заставлять плакать и смеяться; а какими просветленными выходят люди с концерта, если они слушают хорошую музыку. Музыка смягчает сердца. Возвышая, она сближает людей, заставляет их жить общими чувствами… Вот так же и общение с живым миром природы. Вы знаете, мои немощи проходят, а мир становится для меня добрее и прекраснее, когда я встречаюсь с милыми и дорогими для моей души бессловесными, такими трогательными в своей преданности к нам и такими беспомощными… да, да, ведь животное всегда беззащитно перед человеком, даже если у него крепкие клыки!
Иногда я вижу жалкую дворняжку около помойки и думаю: а ведь если бы какой-то умный человек взял ее к себе, сколько бы пользы она могла ему принести! Как моя Дамка, подобранная мною на улице, которая в продолжение пяти лет помогала мне ухаживать за больным мужем. Благодаря ей я могла ходить на работу. Во время моего отсутствия она подавала ему тапки, приносила газету, а когда он просил папиросу, она смущенно отворачивалась, знала, что врач весь табачный запас сжег в плите, при этом показал Дамке папиросы и строго погрозил пальцем. Летом Дамке приходилось еще и охранять больного, так как мы жили на первом этаже, а окно я оставляла открытым. Иногда, возвращаясь с работы, я специально проходила по другой стороне мимо нашего дома и видела, как Дамка, положив передние лапы на подоконник, зорко смотрела в обе стороны. С какой благодарностью я вспоминаю об ее помощи…
Поражаешься смышлености и преданности четвероногих.
Много раз я встречала высокого пожилого слепого мужчину, которого вела худенькая рыженькая дворняжечка. И я всегда думала при встрече: как же этот слепой человек должен ценить своего четвероногого друга. Но по-видимому, на деле это было далеко не так. Однажды я оказалась свидетельницей, как собака при переходе через улицу ловко остановила своего хозяина и, несмотря на жестокие пинки, которыми он награждал ее, не сдвинулась с места, пока не проехали машины. Впоследствии я узнала, что собаку зовут Мишка и никакого «университета» она не закончила, просто племянник слепого несколько раз шел с ним и с Мишкой и повторял фамилию знакомых, у которых любил бывать слепой, — «Петровы, Петровы…». Таким же образом Мишка узнал дорогу к почте и гастроному и приводил туда своего хозяина безошибочно.