По улице бежал плотный длинноногий мужчина в тельняшке, то на секунду появляясь в свете фонарей, то исчезая из виду и превращаясь в призрачное видение. Он выкрикивал свой радостный призыв и перебегал с одной стороны улицы на другую, размахивая руками. Джеральд обратил внимание на искаженные черты его обветренного лица.
— Мертвые восстали!
За ним уже собралась целая толпа. Люди выходили из своих домов, спускались из комнат над магазинами. Мужчины, женщины и дети. Большинство были полностью одеты — по-видимому, молча сидели в темноте и ждали призыва; но несколько человек выскочили в пижамах и ночных сорочках или нацепили на себя первую попавшуюся одежду. Некоторые шли группами, взявшись за руки, словно на политической демонстрации. Но в основном шли поодиночке, в исступленном восторге, и размахивали руками над головой, как их предводитель. Снова и снова они вразнобой выкрикивали одни и те же слова:
— Мертвые восстали! Мертвые восстали! Джеральд вдруг понял, что Фринна стоит рядом.
— Комендант предупреждал меня, — севшим голосом произнес он. — Нужно было уехать.
— Нам некуда было ехать, — покачала головой Фринна и взяла его за руку. Но ее голос дрожал от страха, она смотрела перед собой ничего не видящими глазами. — Не думаю, что они нас потревожат.
Джеральд быстро задернул плотные плисовые шторы, и они оказались в полной темноте.
— Мы пересидим здесь это безумие, — от страха его голос звучал несколько театрально. — Что бы ни случилось.
Он пошарил рукой по стене в поисках выключателя. Но когда нажал на него, свет не зажегся.
— Отключили электричество. Давай снова ляжем в постель.
— Джеральд! Помоги мне.
Он забыл, что она плохо ориентируется в темноте. На ощупь пробравшись к ней, он проводил ее до кровати.
— Больше никакой любви, — печально и ласково сказала она, стуча зубами.
Он поцеловал ее в губы со всей нежностью, на какую был способен.
— Они направлялись к морю, — робко заметила она.
— Давай думать о чем-нибудь другом.
Но шум все нарастал. Казалось, по улице топает весь город, выкрикивая все те же страшные слова.
— Думаешь, мы сможем?
— Да, — кивнул Джеральд. — Нужно только дождаться завтрашнего дня.
— Они совсем не опасны, — сказала Фринна. — Иначе их бы остановили.
— Да, конечно.
Теперь толпа слилась воедино, как всегда и бывает, и начала скандировать хором. Словно агитаторы, выкрикивающие лозунги, или многочисленные хулиганы на футбольном матче. Но в то же время шум постепенно стихал. Джеральд подозревал, что в марше участвует все население городка.
Вскоре стало ясно, что процессия следует по какому-то определенному маршруту. Вопли перемещались из одного квартала в другой; иногда приближались, и тогда Джеральда с Фринной в очередной раз окатывало волной ледяного ужаса, потом вновь затихали. По-видимому, из-за столь резкого колебания громкости звука Джеральду показалось, что между криками толпы наступали отчетливые паузы, которые заполнялись далекими, беспорядочными возгласами. Ему также почудилось, что они теперь выкрикивают другие слова, но никак не мог их разобрать, хотя против своей воли напрягал слух.
— Никогда не думала, что человек может испытывать такой ужас, — сказала Фринна, — даже когда ему прямо ничто не угрожает. Это доказывает, что все мы в конечном счете принадлежим друг другу.
Так они стояли и обсуждали происходящее. Оказалось, что это лучше, чем просто молчать.
В конце концов крики прекратились, и толпа начала петь. Джеральд никогда прежде не слышал этой песни, но судя по мелодии, это был религиозный гимн или псалом, переложенный на мотив популярной песенки. Толпа снова приближалась; на этот раз неумолимо, но почему-то бесконечно медленно.
— А теперь-то какого черта они делают? — мрачно спросил Джеральд. Его нервы сплелись в тугой клубок, из которого вырвался этот глупый вопрос.
Очевидно, толпа завершила свой маршрут и возвращалась с моря на главную улицу. Певцы задыхались и сбивались с ритма, словно устали от веселья, как дети на празднике. Слышался монотонный скрежещущий, шаркающий звук. Время шло и шло.
— По-моему, они танцуют, — проговорила Фринна. Она качнулась, как будто собиралась выйти и посмотреть.
— Нет, нет, — испугался Джеральд, отчаянно прижимая ее к себе.
На первом этаже под ними раздался страшный грохот. Входную дверь сорвали с петель. В гостиницу ворвалась топающая, поющая орава.
Повсюду хлопали двери, в темноту старой гостиницы хлынули толпы блаженных, переворачивая мебель, сметая все на своем пути. Звенели стаканы, бился фарфор, падали грелки из бирмингемской меди. Через мгновение Джеральд услышал, как на пол рухнул японский воин вместе со своими доспехами. Фринна завизжала. Потом чье-то мощное плечо, закаленное в морских битвах, протаранило панельную обшивку, и их дверь распахнулась.
— Живые и мертвые танцуют в ряд. Здесь. Сегодня. И сейчас.
Наконец-то Джеральду удалось разобрать слова.
Постоянные повторения задавали ритм песне.
Сквозь серый полумрак дверного проема вереницей потянулись танцоры. Держась за руки, они тяжелой поступью ввалились в комнату, их голоса звучали неистово, но не стройно, исступленно, но устало. Их становилось все больше и больше, раскачиваясь и едва волоча ноги, они появлялись из темноты, пока не заполнили собой все пространство комнаты.
— Запах! О Господи, этот запах! — снова закричала Фринна.
Теперь здесь пахло так же, как и на пляже; в битком набитой комнате запах уже не казался всего лишь неприятным, он был непристойным, отвратительным.
С Фринной случилась истерика. Потеряв самообладание, она царапалась и вырывалась и кричала снова и снова. Джеральд попытался удержать ее, но один из танцоров ударил его с такой силой, что она выпала из его рук. В тот же миг она исчезла из вида, как будто ее тут вообще не было.
Танцоры толпились повсюду, вихляя конечностями, раздирая песней себе легкие. Джеральд не мог даже крикнуть. Он попытался прорваться за Фринной, но его тотчас сбил с ног мощный удар мускулистого локтя, и он оказался на полу среди хаоса невидимых топочущих ног.
Но вскоре танцоры направились к выходу — не только из комнаты, но, судя по всему, и из гостиницы тоже. Поверженный и измученный Джеральд все же услышал, как разроненные группы высыпали на улицу, воссоединились и вновь запели. И вскоре не осталось ничего, кроме хаоса, тьмы и запаха тления. Джеральда мутило, он едва не потерял сознание. Не мог ни думать, ни двигаться, хотя испытывал в этом отчаянную нужду.
Потом он с трудом принял сидячее положение и уронил голову на изорванные простыни. Какое-то время он пребывал в прострации, не чувствуя ничего: но под конец услышал шаги по коридору. Дверь распахнулась, и в комнату вошел комендант со свечой в кулаке. Вся его рука была залита уже застывающим горячим воском, но он этого, казалось, не замечал.
— Она в безопасности. И не благодаря вам. Комендант ледяным взглядом окинул распростертую фигуру Джеральда.
Джеральд попытался встать. Все тело болело, кружилась голова. Может, это сотрясение мозга? Но при этом у него словно гора с плеч упала.
— Значит, благодаря вам?
— Ее затянуло туда. Она танцевала вместе с остальными. — В глазах коменданта мерцало пламя свечи, звуки танцев и пения почти стихли.
Джеральд мог лишь сидеть на кровати. Он говорил едва слышно и невнятно, голос звучал как чужой.
— Они… кто-нибудь из них?
— Она оказалась между двумя из них. Каждый держал ее за руку, — в словах коменданта сквозило презрение к его слабости.
Джеральд не мог посмотреть ему в глаза.
— Что вы сделали? — спросил он все тем же чужим голосом.
— Я сделал то, что нужно. Надеюсь, успел вовремя. — После небольшой паузы он продолжил: — Вы найдете ее внизу.
— Благодарю вас. Глупо, конечно, но скажите, что там еще?
— Идти можете?
— Думаю, да.
— Я посвечу вам на лестнице, — комендант, как обычно, говорил безапелляционным тоном.