, пунцовое, лазурное, зеленое, изумрудное, бирюзовое, белое, коричневое, ореховое, синее, сапфировое, фиолетовое, лиловое, желтое, лимонное, сиреневое, охряное, оранжевое, розовое, серое, бежевое – и все это отражалось в зеркалах, множилось, дробилось, распадалось, сливалось, перекручивалось; у Тео закружилась голова, будто он попал в «Мулен Руж» или в «Алису в стране Чудес»; еще чуть-чуть, и он потеряется, как в бессознательном. «Это все Талботы и Макфадьены?» «Да» «Кошмар; не удивительно, что вы захватили мир; как итальянская кухня» «шампанского?» они взяли по бокалу – один из красного стекла, второй из золотистого, янтарного; с потолка, расписанного под звездное рождественское небо, с огромной люстрой, переливавшейся разноцветным, изображавшей Вифлеемскую звезду, падало конфетти в форме снежинок – «ой, здесь тоже снег» засмеялся Тео; на его губы легла одна снежинка – узорчатая, крошечная, как крошка; она хотела сказать, стряхнуть, убрать, дотронуться; «Тео» «что?» но тут к ней подошел Санта-Клаус, выдал ей кучу подарков – книг в роскошных переплетах, плакат с «L&M» с автографами, золотые часики в розовых стразах, сережки-рыбьи скелетики из черного серебра, антикварный елочный шар – из стекла, вручную расписанный – заснеженная деревня в горах, и белого персидского котенка, которого срочно нужно было отнести на кухню и дать молока; Тео что-то сказал Санта-Клаусу и дал ему сверток в черной блестящей бумаге; потом вернулся к ней и впал в детский восторг от котенка; «как ты его назовешь?» «не знаю; Йорик, наверное» – Тео, подумала, я назову его Тео, Теодор Адорно, пусть у меня будет свой Тео; «здорово» они пошли вместе искать кухню. Дом был огромен, как океан; повсюду стояли маленькие елочки в золотых горшках, опутанные гирляндами; «волшебный лес» сказал Тео; кухня нашлась только через полчаса; котенок успел уже задремать на плече Матильды, уткнувшись носом в распущенные волосы; на кухне царил бедлам – повсюду блюда, ящики с шампанским, люди в фартуках; «что вы здесь делаете?» спросил один из помощников повара – молодой, смуглый, глаза как чернослив, пропахший оливковым маслом и тертыми орехами – словно сам цукатный пряник; Матильда показала котенка, юноша принес блюдечко и запотевшую бутылку молока; «может, отнести его в библиотеку, ну его, этот бал, попросим пару бутылок шампанского, тарелку закуски и просидим там, что скажешь? все Рождество с котенком» «думаю, это будет самое уютное и лиричное Рождество в нашей жизни; а кто его, кстати, тебе подарил?» Матильда покраснела: «мой парень… Джонатан-Риз» «ух ты, – легко отозвался Тео, будто узнал что-то интересное, но незначащее, очередной рецепт приготовления горячего шоколада в домашних условиях, например, – не знал, что у тебя есть парень… то есть, у тебя, конечно, должен быть парень, но ты о нем никогда не рассказывала; он тебя не потерял?» и тут у нее зазвонил телефон; они уже почти подошли к библиотеке; это был Джонатан-Риз: «мы тебя потеряли» он танцевал с ее мамой – мама тоже начала говорить что-то в трубку, уже пьяная от шампанского, что-то веселое, подзадоривающее Джонатана-Риза; Матильда морщилась, корчила рожи, Тео смеялся, зажав рот ладонью; «это надолго, мне придется что-нибудь врать, не смущай меня» она отдала ему котенка и корзинку с едой и бутылками, которую им собрал и выдал на кухне все тот же самый славный помощник повара; Тео вошел в библиотеку, вздохнул от восторга – панели из мореного дуба, старинные карты Европы, витражи, мерцающие корешки книг, и елка, пушистая, как девушка – проснувшаяся рано утром девушка, снявшая папильотки и расчесавшаяся, и улыбающаяся сама себе в зеркало; вся в гирляндах; без украшений; Тео почувствовал себя дома; в бальной зале ему было страшно, а здесь нет; он опустил котенка на ковер, коричнево-карамельный, ворс до щиколоток, поставил блюдечко, налил молока, котенок попил чуть-чуть, замурлыкал; Тео посадил его в старинное резное кресло у камина, полное крошечных шоколадных подушек – словно разломанная плитка «Милки»; котенок устроился и стал умываться, белый с розовым, эмаль, лилия; Тео же побрел по библиотеке – для такого дома она была невелика; скорее всего, это был чей-то кабинет; «чей-то… – подумал Тео. – Седрика… это же его дом; вот черт, вот удача» – и все, чем он жил всю эту осень, снесло – порывом ветра – по мостовой полетели записи, рисунки; Тео стоял с обожженным лицом и слышал только голос внутри, все тот же, знакомый, молодой, спокойный, как синий цвет, глубокий, мерцание в синем стекле, луна над Колизеем, сосредоточенный, будто обладатель чинит и точит резаком целую пачку цветных карандашей: «Ищи, Тео». Он кинулся к столу, тяжелому, черному, зеленое сукно сверху, но все ящики были заперты; Тео стукнул по сукну кулаком; стал смотреть карты – может, на них знаки; но это были просто карты, просто дорогая коллекция; потом встал на передвижную книжную лестницу и стал двигаться вдоль книжных полок – вдруг какая-нибудь книга выдаст себя – обычно они Тео не подводили; а Матильды все не было, будто кто-то ее отвлекал, держал за руки, признавался в любви; Тео вздохнул, устал, повернулся к полкам спиной, все еще цепляясь за лестницу – похоже, здесь были только книги по юриспруденции всех веков, да энциклопедии по насекомым и оружию; и словари; и вдруг Тео увидел – в углу стоял столик, для тайного посетителя; и кресло рядом, в пару к тому, что у камина; только подушки в нем были темно-малиновые, почти черные; бархатные, стершиеся; похоже, в этом кресле часто сидели; Тео сполз с лестницы, подошел к креслу, потрогал, будто оно было живым, дремало; одна подушка была прожжена – сигарой или сигаретой; пахло оно табаком и каким-то хорошим парфюмом, мужским, немного старомодным – мандарин и кориандр, сандаловое дерево, ваниль, амбра; Тео включил маленькую зеленую венскую лампу на столике – газеты, письма, пепельница из черного камня; похоже, именно здесь Седрик Талбот предпочитает вести свои дела; Тео взял одно из писем – толстая бумага, темно-бежевая, искусственно состаренная; ему понравился почерк – витиеватый, с «хвостами», затейливый, но явно очень быстрый – человек много пишет рукой; «привет, Седрик…» Тео не стал читать дальше из вежливости, перевернул посмотреть подпись – «твой Габриэль в. Х.» и сломанная красная восковая печать на письме, будто оно не конверте доставлено было, а курьером на лошадях в кармане камзола – на печати греб – меч и роза и раскрытая книга; «Братство Розы» прочел на латыни Тео; и закричал; на стене над столом висел меч – настоящий, роскошный, с царапинами на теле; рукоять в черных камнях; Тео схватил его – предчувствуя невероятную тяжесть, как от дня, полностью расписанного; но меч оказался вполне по руке – на первое прикосновение; Тео повернулся и приставил его к горлу Седрика Талбота. Тот был в костюме монаха – темно-коричневая ряса, пояс из веревки, черные агатовые четки до пола. Безумно хорош собою – не человек, а черный револьвер с серебряными пулями.