– Ох, а там можно пить? – Тео взял ее осторожно, как тикающую бомбу.
– Можно иногда. Если очень сильно замерзнешь после купания в море, пьяный, – Седрик расхохотался. Тео фыркнул, его вдруг отпустило – все напряжение, копившееся осень, отчаяние, тоска – будто его топили, привязав к ногам мешок камней, и мешок вдруг соскользнул; или он снял тесные ботинки – так сразу, внезапно, легко, само собой; Тео казался себе воздушным шаром, который сейчас подхватит ветер, таким легким и слабым он стал; уже двинулся к двери, когда вспомнил про котенка, спящего в кресле; обернулся.
– Там, в кресле, котенок Матильды. Его зовут Йорик.
– Нассал?
– Не знаю, сэр. Вроде бы просто спал, – Тео посмотрел, – и сейчас спит.
– Да ладно, не бойся, я не ем котят. Я отдам. Поглажу и отдам. У меня тут еще виски немного, сигареты – и теперь вот котенок – что еще нужно для прекрасного Рождества? Передай Матильде, – и он послал воздушный поцелуй.
Тео уже почти закрыл за собой дверь, как опять вспомнил – про корзину с провизией.
– Что еще? – удивился Седрик. – Почерк нечитаемый?
– Нет, сэр, корзина, – он показал на корзину, взял за ручки. – Мы собирались тоже куда-нибудь забиться и пить, есть и болтать.
– Зачем я устраиваю балы-маскарады? что бы на них танцевали! а не сидели по углам! – рявкнул Седрик. – Ты что, танцевать не умеешь? Научить?
– Вы серьезно, сэр?
– Ну да. Вальс?
– Ох нет, сэр, я не танцую с теми, кто меня бил, – Тео засмеялся – истерично так, хотя ужасно больно было смеяться. Седрик кинул в него книгой со стола, и Тео выскочил, и пошел искать Матильду, абсолютно счастливый.
Она сидела на лестнице в фойе, накручивала волосы на палец.
– Привет, а вот и я. Меня не было, как Рипа ван Винкля – сто лет?
– Ну да, – она обернулась, собираясь сказать что-нибудь колючее, мелкое, как укол от кактуса, и увидела его разбитую физиономию, кровь Тео смыл, найдя по пути туалет. – О, Господи, Тео! Ты что, упал где-то?
– Да, свалился с лестницы в той библиотеке, знаешь, с книжной такой, она сама двигается вдоль полок, стал на ней кататься, и упал… а почему ты здесь? Почему ты не пришла в библиотеку?
– Меня нашел Джонатан-Риз, и потащил танцевать.
– Ты отдавила ему все ноги?
– Конечно.
– Молодец девочка. Прости, я не отдал твой подарок Санта-Клаусу, забыл, я вообще сегодня блистаю – опоздал, напился, пропустил мессу, упал с лестницы… и подарок мой, наверное, тебе не понравится.
Он вытащил из сумки огромный розовый альбом, весь в блестках; альбом закрывался на крошечный золотистый замочек; Тео вручил ключики, маленькие, как пинетки.
– Что это?
– Альбом принцессы. Ну, открой же.
Она открыла. Внутри все было в кружевах, пайетках и пахло розами.
– Смотри, в нем триста шестьдесят страниц; на весь год; куча наклеек; все такие блестящие; а еще можно рисовать, смотри, карандашики – золотой, серебряный, розовый; а еще вести дневник; а еще здесь предсказания на каждый день, триста шестьдесят, на весь год… тебе не нравится?
Она была поражена. Однажды в «Красной Мельне» он ушел в туалет, она стала смотреть его книги и тетради, разбросанные на столе, и увидела среди всего прочего каталог драгоценных камней – она пролистала – один камень, рубин в форме розы был обведен фломастером – красным – она затаила дыхание, и закрыла каталог, и спрятала его обратно под учебник алгебры; я дура, сказала она сама себе, он подарил его своей маме или сестре, или Артуру; я в его жизни всего полгода; просто девушка, чудачка, гожусь ему только в старшие сестры; он никогда даже не думал обо мне, как о возлюбленной; альбом был красивый, невероятный просто; в детстве она бы пошла ради него на преступление.
– Спасибо, – она вздохнула и подумала мстительно – все сюда про тебя напишу, и фоток наклею, усы подрисую золотые. – А я твой отдала Санте.
– О, я хочу подарок.
– Тогда надо идти в зал и танцевать.
– Ну, тогда подари мне один танец.
– Учти, наступишь раз на ногу, я наступлю два…
Они пошли в зал; там было жарко и пахло елкой, и селитрой от бенгальских огней. Оркестр играл Роя Орбисона «Oh, my love»; хотя Матильда не знала, точно ли это песенка Орбисона, у нее на диске она была в его исполнении, сказочная и страстная одновременно; «хочешь, фокстрот закажу, чтобы ты совсем опозорился?» «нет, мне эта нравится» сказал он так тихо и славно, и обнял ее, так нежно, ласково, как только мамы умеют, будто все понял; уже прочитал весь дневник – она и вправду будет вести дневник принцессы; все про него – как он далеко от нее, навсегда; ее розовый принц; и они танцевали, даже не танцевали, просто стояли на месте, обнявшись, и слушали с закрытыми глазами музыку. А потом подошел Санта и подарил ему её подарок – в коробочке со старинной картой; он открыл, а там был калейдоскоп: необычный – из двух трубок – одна смотровая, а вторая, к ней крепившаяся – сам калейдоскоп – стеклянная трубка, полная золотистых бусин и разноцветных блестящих звездочек. Тео стал сразу смотреть – направив на свет и переворачивая, как песочные часы; «фантастика; знаешь, я понял, что с нами не так – мы все еще дети; мы еще не выросли из “Щелкунчика и Мышиного короля”».