В общем затянули поиски Сергея Потапова. Та женщина в Батайске умерла несколько лет назад, но дочь ее оказалась бережливым человеком и нашла старику необходимое письмо, но не от самой Фаины Флейшер, а от ее подруги. Подруга писала, что «моя дорогая и любимая Фанечка погибла утонутием, а ее дочь приютил наш местный домок для сирот».
Еще месяц шел старик по следу Эллы Флейшер. И наконец, в его руках оказался адрес в Израиле, по которому он и отправил приведенное выше письмо.
Денег, потраченных на розыски, Потапов-старший не жалел. В долгих разъездах он перестал чувствовать острое и тоскливое одиночество безделья, от которого даже внуки не спасали.
Возможность отправиться по делу в далекую заморскую страну он воспринял тоже с радостью. Точку в его деле следовало поставить именно в Израиле.
Элла Нурик встретила Потапова в аэропорту и сразу спросила, где он намерен остановиться. «В гостинице, конечно», – ответил старик.
Элла промолчала и, только устроив гостя в своей машине, сухо произнесла, что он может пожить у нее.
Потом они сидели за столом, в холле квартиры Эллы Нурик-Флейшер, и пожилая женщина читала и перечитывала строки, написанные рукой ее погибшего отца.
Она хотела вернуть старику патрон с запиской.
– Что вы? – удивился Потапов. – Это – ваше.
– Скажите, – строго спросила гостя Элла, – вы долго меня искали?
– Пришлось побегать, – улыбнулся старик.
– Зачем вам все это было нужно?
– Не знаю – Сергей Потапов пожал плечами. – Для равновесия, может, так… Сынок у меня… Ну, чтобы не было нарушения природы.
– Мои дети работают в США, – сказала Элла. – Они хорошие дети. Я человек не бедный и могла бы вернуть вам часть затраченных средств.
– Обидите кровно, – сказал Потапов.
Через две недели он улетел на родину, но спустя год вернулся в Израиль по приглашению Эллы Флейшер.
Для того чтобы зарегистрировать брак, старикам пришлось отправиться на Кипр. Элла ругала при этом израильские порядки, а Сергей Потапов был в глубине души рад еще одной возможности совершить не столь дальнее, но все-таки путешествие.
Потомок Грубого Джона
Ностальгией не все эмигранты болеют. Но те, кому эта болячка досталась, сильно мучаются, страдают. Им часто советуют съездить на родину – увидеть все чистым глазом и успокоиться, наконец.
Но я вам расскажу сейчас о человеке, с которым все получилось совсем иначе, и по причине не совсем обычной.
Среди женщин тоже попадаются умные люди, сказал он. А среди евреев хорошие, раздраженно дополнил я.
Он не понял меня и не обиделся. Зуся, как мне кажется, вообще не умел обижаться… или не считал нужным.
Зуся маленький человек и некрасивый. Только руки у Зуси на загляденье. Длинные пальцы, аккуратные ногти, даже цвет кожи на руках был какой-то особенный – благородного бронзового оттенка. Он всегда говорил: «Эти пальчики мне достались от другого гражданина, и совершенно случайно».
– Зуся, – спрашивал я. – Признайся честно: делаешь маникюр.
– Конечно, – говорил Зюся, улыбаясь всей своей невзрачной физиономией. – Еще массаж дважды в день, джакузи от Кузи, а на шабат езжу в Монте-Карло – крутить рулетку.
Зуся хорошо зарабатывал на Алмазной бирже Тель-Авива. Он мог себе позволить рулетку, но не позволял. Он вообще никогда в жизни не играл в азартные игры. Зуся говорил так:
– Я – сумасшедший, – как утверждает моя неверная жена Сима. – Из всех удовольствий жизни я выбираю работу.
И он работал, вытворяя своими пальчиками настоящие чудеса. Зуся сидел за стеклом в большом и сверкающем как новогодняя елка магазине, и, вооружившись оптикой разных систем, доводил драгоценные камни до полного блеска.
Все посетители заведения могли любоваться работой Зуси. Раньше он шлифовал брильянты без свидетелей, но потом его повысили, доверив общение с клиентом. Хозяева не прогадали. Маленький человек и большой мастер мгновенно догадывался, что от него хотят, и исполнял просимое с исключительной учтивостью и точностью.
Клиентами Зуси, как вы догадываетесь, были в основном капризные и состоятельные дамы, отсюда и его несколько скептическое и даже насмешливое отношение к женскому полу.
– Зуся, – спрашивал я. – Почему ты жену – Симу подозреваешь в неверности?
– Для гармонии, – отвечал Зуся. – Пусть она думает, что я ее ревную, как Отелло. Пусть она гордится, что ее подозревают во всех смертных грехах.