Просчитать в полной мере степень кровосмесительности противоестественного родства у Володи не получалось, потому что ни Пётр Семёнович-Сергеевич, ни Таисья Викторовна, и уж ни Татьяна-Марина, безмятежно плавающая по-своему молчаливому морю, – никто, совсем никто, ни де-факто, ни де-юре не мог разрешить его кошмарные подозрения. Володе хотелось встать на четвереньки и завыть. Он так и сделал: вышел на балкон и протяжно, надсадно взвыл. Через некоторое время послышалось неодобрительное урчание соседей по дому. Им отчего-то не слишком понравились звуки, доносившиеся с Володиного балкона. Да и ему самому его взвывание ничуть не помогло.
– Вот только инцеста мне не хватало! – уныло говорил сам себе Володя. – Вот только инцеста… Вот только инцеста…
Где-то в горящем пригороде звучала музыка, нечто среднее между BEATLES, CREAM, SLADE и BIORK. Индифферентно наступал вечер. Вроде хотелось есть. Только вот толку ни от музыки, которую он больше не любил, чем любил, ни от безликого осенне-летнего вечера, ни от не менее безликого предстоящего ужина – сырые чилийские сардельки, варёный польский лук, толчёный китайский хлеб, немецкий жёлтый чай и красная украинская соль – не было никакого. Володя понял, что впервые, пожалуй, он завидует Сашке, который в конце мая умер совсем молодым.
ЯКОБСЕН LIFE 1
Однажды поздней осенью высшие и средние полицейские чины – вице-полковник, экстра-генерал, обер-сержант и прочие, поручили дознавателю Якобсену выяснить, таким ли уж молодым был Сашка. Который, как принято было считать, умер весной совсем молодым. Проблема заключалась не только в том, что по мнению многих людей, в частности, женщин разного возраста, покойный Сашка был не так уж и молод; кстати, такого типа информация просочилась и в прожорливо-бесприципные сферы масс-медиа. Это – во-первых. Вторым же аспектом, побудившим высшие – средние чины приступить к дознанию, стало ничуть не лишённое реальных оснований предположение о возможном негативном воздействии некоторых иерархических структур на отдельных индивидуумов. Было, было тут чем заняться.
Дознаватель Якобсен с решительным рвением взялся выполнять порученное ему задание. Он был не молод и не стар, работу свою любил, получал немного, однако денег попусту не расходовал. Экономил. Копил. Накопленное тратил, в основном, на лекарства, потому что часто болел. За последние годы Якобсен перенёс туляремию, желудочный грипп, гнойный гайморит, бруцеллёз, стоматит-прим с осложнением, а из острых и респираторных он практически не вылезал. Ещё где-то он умудрился подцепить так называемую «южную гонорею», хотя с женщинами общался редко, разве что только по производственной необходимости. Многие считали, что, судя по фамилии, Якобсен немец по национальности или швед, или эстонец, или, в крайнем случае, еврей. Они ошибались. Якобсен был португальцем. Женщины, об этом узнававшие, отчего-то иногда дико возбуждались, и порою хотели немедленно вступить с ним в похотливую интимную связь. Где угодно. Когда угодно. Так было, например, с начальницей отдела кадров полицейского офиса, где служил Якобсен, и ему с трудом удалось удрать из её кабинета, стены которого были густо увешаны репродукциями Левитана, открытками Сергеева и порнографическими постерами.
Дознание Якобсена продвигалось медленно. С трудом. Все действующие лица, с которыми он встречался, ничего полезного и значительного не могли ему сообщить. Или просто не хотели? Тем не менее, Якобсен не унывал и продолжал свой нелёгкий, в чем-то даже опасный труд. Да, нелегко было. Но он хорошо помнил накрепко заученную ещё с детских юных лет пословицу – «Не так живи, как хочется» – и работал. Жалко было только, что приближались его законные отпускные пять дней и отказываться от отпуска, как на протяжении предыдущих семнадцати лет, ему теперь не хотелось; Якобсен планировал во время отпуска подлечиться немного, пройти короткий, экстремальный и насыщенный курс локальной терапии, дабы окончательно избавиться от последствий венозной гематомы на правом бедре. Он собирался поехать в Бейстегуи. Там, в тёплом зарубежном городе, в столице Страны Грёз, очень качественно и круто было налажено медицинское дело, недаром ведь в уютных пансионатах Бейстегуи и окрестностей постоянно лечилось примерно около трёх миллионов человек из разных стран Земли.