Но, как известно, поездка на Север ничего Володе нового и познавательного вовсе не дала – совсем не дала – ничуть не дала, а Татьяна-Марина, когда он вернулся, больше говорить не стала. Одно время, недолгое совсем, Володя почти настойчиво пытался понять: кем же именно приходится Татьяне-Марине Пётр Семёнович-Сергеевич? Отчимом или отцом? Сама Татьяна-Марина в связи с этим ничего Володе толком не сказала, она всё больше по части молчания специализировалась, и никак не говорила, и не разговаривала, и даже вроде бы и не пыталась особенно этого сделать. С Петром Семёновичем-Сергеевичем Володя иногда беседовал на эту тему, только почтенный потребитель твёрдого бретонского и не менее почтенный покачиватель своей кривой и обезображенной, хоть и рассказывал Володе что-то, но и не очень уж он ему при этом что-либо конкретное рассказывал. Да, вот так вот всё как-то…
Знал что-то про эти непростые материи и Сашка, но Володя не знал толком, что Сашка именно знал или даже – или вернее – или впрочем – или на самом-то деле – не придавал должного внимания Сашкиному знанию. Теперь он, хоть и не слишком сильно, однако жалел о собственном незнании Сашкиного знания, и даже о том, что не придавал прежде ему внимания-значения. Только исправить ничего уже было нельзя. Потому что не было Сашки, умер Сашка. Володя был, Татьяна-Марина была, был и Пётр Семёнович-Сергеевич, и разные всякие другие тоже, а вот Сашки не было. Не было Сашки, который умер совсем молодым.
ПОЛЁТ ПОД ЗЕМЛЁЙ
Летел Фёдор Джон долго. Минуту, двенадцать минут, четырнадцать минут, полчаса, пять часов, восемнадцать часов или даже двадцать один час. Если в начале своего полёта, первые минуты и часы он, Фёдор Джон, время от времени задевал стенки ограничивающие пространство, в котором он летел, то потом всё происходило совершенно безболезненно и даже комфортно. Он засыпал, просыпался, и летел, летел, летел. Опять засыпал. Занимался во сне дознанием по части Сашки, который умер совсем молодым. Просыпался. Снова летел.
Потом Фёдор Джон, наконец, куда-то вылетел. Оглянулся. Всё чужое, незнакомое, не своё. Правда, тепло. Тепло и солнечно. Услышал голоса. Мужские, женские, звериные.
Пошёл к голосам.
Но хозяева и хозяйки голосов, услышанных дознавателем, а также и звери, и птицы, и даже рыбы, выглядели очень непривычно. Они что-то говорили на незнакомом дознавателю Фёдору Джону певучем языке, они не понимали его, и он не понимал их. Фёдор Джон пошёл к другим голосам, к другим птицам и рыбам, потом ещё к другим, и ещё к другим, только куда бы не пошёл, везде и всюду повторялось одно и тоже – его не понимал никто, и он не понимал никого.
Фёдор Джон, дознаватель Фёдор Джон ещё не знал, и узнал гораздо позже, что оказался на другом континенте, в Южной Америке, и потом узнал, что попал в заокеанские, в тёплые, в дальние, в чудные страны благодаря БКС.
КОМУННИКАЦИЯ КАНАЛИЗАЦИИ
БКС – это большая коммуникационная система. Или единая канализационная сеть. Или ЕКС. Спроектирована она была в середине шестидесятых годов прошлого века, но только в конце семидесятых началось её сооружение. Строили долго, лет двадцать пять. Поскольку БКС (ЕКС) требовала больших и солидных вложений, то не все страны смогли принять участие в строительстве единой канализационной сети, к тому же различные международные конфликты мешали немало. В середине восьмидесятых годов почти всё было готово, но тут в России началась так называемая перестройка, и стране стало уже совсем не до ЕКС. Потом так называемая перестройка закончилась. Началась антиперестройка. России стало ещё больше, чем прежде, не до ЕКС. И только к серединному концу девяностых годов, запутавшееся в перестройках и в антиперестройках, и немало от них уставшее государство российское, смогло, наконец, с помощью Всемирного банка, кое-как выправить ситуацию с ЕКС, только процесс создания единой всемирной канализационной всё равно сильно тормознулся – и уже не столько по вине России, своё негативное воздействие оказали новые международные политические игры, тусовки, спектакли и пасьянсы.
ЕКС не могла полноценно функционировать без люков. Но люков не хватало. Люков было совсем немного. Один их них находился в городе, где жили Сашка, который умер совсем молодым, а также его старший брат Володя, молчаливая Татьяна-Марина, Дельфия, Роман Майсурадзе и т.д., и, само собой, дознаватель Фёдор Джон. Прочие люки находились в Москве – рядом с Красной площадью, в Гавре, в Лондоне, в Натании, в Марбурге, в Шанхае, в Тунисе и в деревне под Сан-Франциско, которая назвалась Мосс Бич.