Я сказал дону Хуану, что тело заставляет меня уехать, и, не давая им времени на уговоры, помахал рукой дону Хенаро.
— До свидания, дон Хенаро, — крикнул я. — Я уезжаю. — Он помахал мне в ответ. Дон Хуан проводил меня к машине. — А у тебя тоже есть дубль, дон Хуан?
— Конечно! — воскликнул он.
И тут мне пришла в голову одна весьма пугающая мысль. Я хотел было отмахнуться от нее и побыстрее уехать, но что-то изнутри так и подмывало задать вопрос. За много лет нашего знакомства для меня стало привычным, что всякий раз, когда я хотел видеть дона Хуана, мне достаточно было приехать в Сонору или в Центральную Мексику, и он всегда был там, ожидая меня. До сих пор я не придавал этому особого значения, принимая как само собой разумеющееся.
— Скажи мне, дон Хуан, — спросил я полушутя, — ты сам-то настоящий, или ты — твой дубль?
Он наклонился ко мне, улыбаясь.
— Мой дубль, — прошептал он.
Я подскочил как ужаленный и помчался к своей машине.
— Я просто пошутил, — крикнул мне вдогонку дон Хуан громовым голосом. — Ты не имеешь права уезжать — ты должен мне еще пять дней!
Смеясь, они вприпрыжку бежали за моей машиной, пока я выруливал.
— Карлитос, вызывай меня в любое время! — закричал дон Хенаро.
2
Сновидящий и сновидимый
Я подъехал к дому дона Хуана рано утром. По дороге я переночевал в мотеле с таким расчетом, чтобы приехать до полудня.
Дон Хуан был где-то за домом и вышел ко мне, когда я его окликнул. Он тепло приветствовал меня и передал мне впечатление того, что рад меня видеть. Затем он сделал замечание, которое должно было заставить меня почувствовать себя легко, но произвело противоположное действие.
— Я услышал шум мотора, — сказал он с улыбкой. — И поэтому спрятался за домом, чтобы ты, чего доброго, не испугался, увидев меня на пороге.
Отметив мой мрачный вид и подавленность, дон Хуан сказал, что я напоминаю ему Элихио, который достаточно угрюм, чтобы быть хорошим магом, но слишком угрюм, чтобы стать человеком знания. Он добавил, что единственный способ противостоять разрушительному воздействию мира магов — это смеяться над ним.
Он не ошибся в оценке моего настроения. Я действительно нервничал и был испуган. Мы отправились побродить по пустыне, и мне понадобился не один час, чтобы развеяться.
Эта простая прогулка с ним вернула мне душевное равновесие лучше любых разговоров.
Мы гуляли долго и вернулись лишь к вечеру. Я основательно проголодался. После еды мы устроились на веранде. Небо было ясным. Послеполуденный свет принес мне чувство удовлетворения, и мне хотелось поговорить.
— Вот уже несколько месяцев я чувствую себя не в своей тарелке, — сказал я. — В том, что вы говорили и делали в мой последний приезд, было что-то действительно ужасающее.
Дон Хуан ничего не сказал. Он встал и несколько раз прошелся по веранде.
— Мне нужно поговорить об этом, — сказал я. — Я стал одержим этим и не могу не думать об этом постоянно.
— Ты боишься? — спросил он.
Я не боялся. Скорее, я был ошеломлен, перегружен тем, что увидел и услышал. Бреши в моем разуме были такими гигантскими, что я должен был или чинить их, или вообще отбросить свой проклятый рассудок. Мои замечания рассмешили его.
— Не выбрасывай пока свой разум, — сказал он. — Еще не время. Хотя это когда-нибудь и произойдет, но я не думаю, что сейчас именно тот случай.
— Нужно ли мне самому пытаться найти объяснение случившемуся?
— Конечно, — сказал он. — Это твой долг — успокоить ум. Воины выигрывают свои битвы не потому, что они бьются головами о стены, а потому, что берут их. Воины прыгают через стены. Они не разрушают их.
— Как же мне перепрыгнуть через эту? — спросил я.
— Прежде всего, я думаю, смертельно неправильно для тебя относиться к чему-либо так серьезно, — сказал он, садясь рядом со мной. — Есть три рода плохих привычек, которыми мы пользуемся вновь и вновь, сталкиваясь с необычными жизненными ситуациями. Во-первых, мы можем не придавать значения тому, что происходит или произошло, и чувствовать себя при этом так, словно ничего не случилось. Это — путь фанатика. Второе — мы можем все принимать за чистую монету, как если бы мы знали, что происходит. Это — путь набожного человека. И третье — мы можем сделаться одержимыми событием, потому что не можем ни пренебречь им, ни искренне принять. Это путь дурака. Не твой ли? Есть четвертый, правильный — путь воина. Воин действует так, как если бы никогда ничего не случалось, потому что он ни во что не верит. И, однако же, он все принимает за чистую монету. Он принимает, не принимая, и игнорирует, не игнорируя. Он никогда не чувствует себя знающим, и в то же время никогда не чувствует себя так, словно ничего не происходит. Он действует так, как будто он в полном контроле, даже если у него, может быть, сердце в пятки ушло. Если действуешь таким образом, то одержимость рассеивается.