Лишь только я рассказал ветеринару о случившемся, он констатировал: чума. Собачья чумка. Дал мне серы с каким-то порошком и успокоил: поможет.
— Будет, — сказал, — жить твой Рыжик, поправится.
С надеждой спешил я к сараю. Рыжик лежал в той же позе, в какой я его оставил. У него были открыты глаза.
Мне казалось, что он смотрел на меня с укоризной. А может быть, он меня уже не видел. В глазах его не было блеска.
Сильва
Открылась дверь, и в комнату вошла настоящая большая породистая собака. За ней через порог шагнул Градский.
Удивленный Юра переводил взгляд то на отца, то на собаку. Детская искренняя улыбка засветилась на его лице, а глаза заполнились радостью.
— Пап, это мне… ты купил? — нежная рука нерешительно потянулась к собачьей морде и на миг зависла в воздухе. — А не укусит?
Отец улыбнулся:
— Не бойсь. Она смирная, дрессированная. Можешь смело погладить. Чистокровный ирландский сеттер. К твоему десятилетию. Помни, что издревле охотничьи собаки ценились очень высоко. Еще в семнадцатом веке англичанин Спейсер купил молодого ирландского сеттера цвета зрелого персика за две с половиной тысячи фунтов стерлингов. Так что подарок дорогой.
Юра отца не слушал. Он гладил теплую волнистую темно-красную шерсть охотничьей собаки и был на седьмом небе от счастья. Сбылась его давняя мечта. Наконец-то у него есть четвероногий друг, которым можно похвастать.
…На плоские крыши домов опустилось холодное хмурое небо. И первый морозец, посланник художницы-осени, позолотил на газонах траву. Подул ветерок, сорвал пожелтевшие листья с деревьев и покатил по бетонным дворам. Угрюмо смотрели с карнизов чумазые голуби, им не хотелось летать, а горожане спешили укрыться от ветра.
Юра крепко держал поводок Сильвы. Взрослые и дети обращали внимание на редкую собаку, и Юра наполнялся собственной значимостью. Теперь он мог задрав нос пройти мимо той недотроги-девчонки, которая водила по улице черного дога.
Сильва вела себя напряженно и беспокойно. Она ко всему принюхивалась и фыркала. Ей не нравился задымленный трубами кочегарок, отравленный выхлопными газами городской воздух.
«Отпустить бы ее на лужок или побегать в лесу», — думал Юра.
Но не было поблизости ни поляны, ни парка. Юра шагал вдоль центральной улицы по широкому тротуару. Приятно было сознавать себя хозяином охотничьей собаки. Сильва устремилась вперед, низко опустив ушастую голову. Может быть, она искала клочок живой земли с травой, цветами и разными букашками, но из ее жизни исчезли зеркальные озера с утиными стайками, палатка в кустах у ручья, искристый костер и охотник с дробовкой. Сильва остановилась, подняла голову, ожидая хлесткого выстрела, чтобы сорваться с места и азартно рыскать в заросшем осокой кочкарнике. Но вокруг катились машины, мельтешили люди, люди, люди. Грохот, разноголосица, сотни лиц, ног, запахов…
И вдруг повеяло чем-то знакомым. Собака уловила нужный след, одну волнующую струйку и, радостно взвизгнув, рванулась. Она так неожиданно сильно дернула, что Юра выпустил поводок. В следующий миг он резво бежал за собакой, то и дело натыкаясь на прохожих. Он увидел, как Сильва с ходу уткнулась в болотные сапоги незнакомого человека, он повернулся, и собака, радостно взлаивая, бросила лапы на его грудь, лизнула в лицо и, словно веером, помахала хвостом.
Человек в болотных сапогах и с рюкзаком за плечам и сошел с тротуара. Он не испугался, лишь удивленно смотрел на собаку и на подбежавшего мальчика.
— Обозналась, — сказал и улыбнулся широкой доброй улыбкой.
Он подправил зачехленное ружье, ласково потрепал счастливо сияющую морду Сильвы, хотел уйти, но вдруг заговорил быстро, взволнованно, убежденно:
— Отдай собаку! Если хочешь, я заплачу. Сгинет она в городе, испортится, пропадет. Ведь умница, охотничья. Я увезу ее в свои угодья. Ну, по рукам?
Юра отрицательно покачал головой. Человек огорченно пожал плечами.
— Жаль, — сказал и растворился в людском потоке.
И тогда Сильва словно взбесилась. Она рвалась вслед за человеком, натягивала поводок, нависала на ошейнике, хрипела, скулила, ничуть не обращая внимания на окрики. Разозлившись, Юра больно ударил собаку по голове, Сильва сникла и поплелась за маленьким злым хозяином, часто оборачиваясь в сторону человека с ружьем. В глазах собаки поблескивали слезы.
Алый морозный рассвет вливался в улицы сонного города. Стряхнули дрему голодные голуби, устремились к помойкам, где уже пировали тяжелые черные вороны.
Сильва тихо, но требовательно заскулила. Этого было достаточно, чтобы вызвать недовольство хозяйки.