Но полюбил я Барса не за сторожевые качества. Мне нравились его глупые недостатки. Они были милы, по-детски непосредственны и наивны. Я специально мотался на мотоцикле по лесным дорогам, чтобы закалить Барса. Ноги его крепли. Блох я вывел радикальным образом: вымыл пса дегтярным мылом, а в будке постелил полынь. В пределах двора Барс ориентировался, а за оградой садился и смотрел на свой дом, как на летающую тарелку с чужой планеты.
…Исполнилось ему шесть месяцев. Однажды Алексей, сосед по даче, предложил рассаду каких-то цветов. Мне не хотелось за ними идти, но жена упросила. Дача Алексея выше по ручью. Я отвязал Барса, и мы отправились вдоль оврага. Пес держался у ноги, хотя по этой тропе часто ходил со мной на прогулку. К Алексею в сад я собаку не пустил. Там у него грядки, клубника и прочие насаждения.
Возле калитки я приказал Барсу лежать.
Цветы мы выкопали быстро, минуты за две, за три. Минутку поболтали для приличия. Вышли, а Барса нет.
— Барс! Барс!..
Тишина. Его манеру сменить место и затаиться я знал. Нужно искать поблизости, в кустах. Руки оттягивали цветы с землей и корнями. В конце концов, пусть подождет настырный пес. Через минутку я вернусь. Мелкой рысцой я засеменил к дому, положил цветы на завалинку и вернулся к калитке Алексея.
— Барс! Барсик! Барсик!
Кричать не имело смысла. Но разве вытерпишь! Авось подаст голос или подбежит…
— Куда же ты, бесенок, завалился? Поди, не только слышишь, но видишь меня, посмеиваешься! Ждешь, когда подойду, приласкаю. Барсик, Барсик! — я тихонечко напевал и заглядывал под каждый кустик. — Ах негодник. Ах хитрец… И тут тебя нет, где же ты спрятался?
Солнце с критической быстротой падало, вот оно уже повисло на вершинах деревьев… Я перестал петь. Вместе с сумраком в душу закрадывалось беспокойство. Взяло зло на упрямого пса, и я совершил вторую ошибку.
— Барс! Барс, твою мать!..
Нет, я ругнулся негромко, но явно вслух и тотчас прикусил язык. Я знал, что собаки очень реагируют на тон, которым отдается команда. Если Барс услышал хоть шепот, а слух у него тонкий, то… Страшно подумать.
Я уже не просто ходил искал, а бегал вдоль и поперек, кругами и спиралями, все более расширяя круг поиска. Прибегал в свой двор, смотрел, бегал к Алексею…
Начало темнеть, тогда я вскочил на мотоцикл и объехал каждый двор дачного поселка. Их всего-то десяток, но нигде Барса не было. Я исколесил все ближние и дальние лесные дороги. В пути часто останавливался, звал и ждал. Нет, из леса Барс не выходил. Я в этом был уверен.
Стемнело. На лес упали холодные звезды. Я сидел на крыше. Мой голос разносился на десяток километров. Я слушал тишину и снова кричал:
— Барсик, Барсик!
Крик мой напоминал глас вопиющего в пустыне. Барс словно в воду канул.
Я представил себе его обиженную мордашку, виноватые глаза… Вот он сидит в своей тонкой шкурке, дрожит от холода, и нижняя челюсть его нервно хватает воздух. Он ждет меня… Он будет терпеливо ждать, пока не околеет. Он в детстве был уже старичком, не играл с собаками и поэтому к ним не подойдет, не приблизится к чужому дому, человека облает, а то и просто убежит от него еще дальше в кусты.
С рассветом я уже проверял соседние поселки. Из улицы в улицу вел машину на малой скорости, заглядывал в каждый двор. Я опрашивал детей и взрослых, просил сообщить, если появится пес. Вечером, разбитый, я вернулся домой. Заглянул в будку и почувствовал пустоту. Пустоту во дворе и в душе. Я очень переживал. Словно потерял самого близкого мне человека.
Целый месяц я искал Барса. Начинал в лесу и заканчивал дальними поселками. По вечерам я не мог сосредоточиться ни на чем. Мне страшно было подумать о его голодной смерти. Смерть в ожидании хозяина. Вот он, Барс, сидит, и я вижу слезы в его глазах.
Холодные ветры уже общипали листву, ледовая корка покрыла ручей. С вечера небо нахмурилось, спрятались звезды, чуть-чуть потеплело. И парашютики белого снега спустились на землю.
С первой порошей меня потянуло в овраг. Я люблю его склоны, крутые, поросшие лесом. Слышно, как подо льдом продолжает журчать ручеек. Было грустно. Я чуть-чуть постоял и по старой тропе направился в сторону Алексеевой дачи. Нет, я не видел тропу, просто чувствовал, что она под ногами. Шел я мимо приметных берез и вдруг возле забора заметил темный клубок, припорошенный снегом.
Сердце тревожно дернулось: «Барс!»
Ничего не может быть глупее, нелепее этой смерти в двадцати шагах от дома. Почему я сразу, тогда еще, не догадался пройти вдоль всего забора? Идиот! В другом месте Барса и не следовало искать. Поздно казнить себя. Поздно. Теперь цветы, что я взял у Алексея, посажу на могиле Барса.