Из соседней комнаты донесся приподнято-выразительный голос диктора: «Слушайте радиокомпозицию: «Человек — это звучит гордо!»
Душенов посмотрел на Юру.
— Ты знаешь, чьи это слова? — И, видя, что Юра молчит, добавил: — Горького Алексея Максимовича, — так просто, как будто говорил о своем старом знакомом.
— Ты, папка, с ним виделся?
Душенов концом полотенца вытер сыну щеку, вымазанную вареньем.
— Да, в Италии. Был у него в гостях на острове Капри.
Мать, готовясь разливать кофе, сказала Юре:
— Папа прислал тогда красивую открытку — зеленый островок, и на нем крестиком отмечено: домик Алексея Максимовича.
— Забыл, — сознался Юрка, нетерпеливо ерзая на стуле. — Папка, какой он был, Горький, а?
— Такой, как все люди. Высокий-высокий, худой, с длинными усами, в соломенной шляпе. Голос у него громкий, говорил окая... — с ударением на «о» произнес Душенов.
Юра притих, даже забыл о жаворонках.
— Что вы с ним делали?
— Обедали, гуляли. Вспоминали нашу страну. Потом приехал сын, отчаянный спортсмен, автомобилист. Горький купил ему старую гоночную машину. И, понимаешь, я уже собираюсь уходить, Алексей Максимович берет за руку сына и подводит ко мне: «Он вас прокатит по Италии! Получите большое удовольствие». Я говорю: «Спасибо, Алексей Максимович, только у меня нет времени. Я ведь приехал принимать корабли». А он свое: «На такую поездку несколько дней хватит. Может, никогда не придется тут побывать. Поезжайте. Очень советую, поезжайте».
Юра торопил:
— Ну и что?
— Поехали. Действительно, увидели много интересного, зато страхов я натерпелся... Мой сумасшедший водитель жал на все педали, несся как угорелый. Мне все время казалось, вот-вот наша «антилопа» на ходу развалится...
Душенов посмотрел на часы.
— Пора голосовать, мои дорогие! И начал одеваться.
Леля вдруг всхлипнула. Юрка рассмеялся. Отец оставался серьезным.
— Ну что ты, дружочек, не надо, — мягко сказал он, будто был в чем-то виноват.
— Я не потому. Просто вспомнила нашу жизнь, радостно стало...
— Подожди плакать, может, еще не выберут. Юрка возмутился:
— Это тебя-то не выберут! Быстро собирайтесь — и пошли!
Они направлялись в Дом флота, издали сверкавший разноцветными огняли иллюминации. Душенов держал жену под руку и едва успевал отвечать на приветствия моряков, которых сегодня больше, чем когда-либо, встречал на улицах Полярного.
Юрка останавливался со знакомыми мальчишками и потом догонял родителей. У самого входа в Дом флота он схватил отца за руку и потянул в сторону. Неожиданно для себя Душенов чуть ли не лицом к лицу столкнулся с Быстровым. Короткое замешательство — и Душеков, протянув руку, с улыбкой сказал:
— Я слышал, насчет испанского опыта начинаете?
— Так точно!
— Добро! Действуйте! Я поддержу. — И взял сына за плечо: — Идем, Юра.
Юрке явно не хотелось расставаться с Быстровым, но решительный тон отца заставил подчиниться, и он, удаляясь, на ходу крикнул:
— Дядя Миша! Можно я к вам на корабль приду?
Быстров кивнул, провожая взглядом их, пока они не скрылись в подъезде Дома флота.
Испытание
С недавних пор в жизни главной базы флота появились новые, характерные приметы: военнослужащие, гражданские и даже дети шагали по улицам с зелеными сумками противогазов. В разное время суток над городом и рейдом тревожно завывали сирены, их подхватывали протяжные гудки буксиров, люди спешили укрыться в убежище. А в это время клубы желтого дыма заволакивали дома, неуклюжие фигуры в противогазах и желтых про-тивоипритных костюмах толкали зеленые тележки с вращающимися барабанами, и хлорка тонким слоем ложилась на землю... Человек, невзначай застигнутый в очаге поражения, укладывался на носилки, санитары доставляли его в ближайший пункт первой помощи и там его старательно «обрабатывали». Случалось и так, что, улучив момент, условно пострадавший срывался с носилок и — поминай как звали...
Это были тренировки команд МПВО, продолжавшиеся день за днем целую неделю. И кое-кто предвещал: не миновать войны! Тем более из радиорупоров непрерывно неслись песни: «Если завтра война, если завтра в поход, будь сегодня к походу готов...»
На самом деле никто о войне не помышлял. Просто начинались учения Северного флота, и главная база приводилась в полную боевую готовность.
У пирса стоял эскадренный миноносец, вытянувшийся, устремленный вперед, ощерившийся орудиями главного калибра, очень ясно осязаемый от железного зева торпедных аппаратов до самого клотика. Из труб выбивались тонкие струйки пара и едва заметный дымок. После швартовки в Полярном Быстров стоял на мостике в кожаном реглане и чесанках, поглядывая на флагманский командный пункт, надеясь, что оттуда передадут семафором приказание следовать дальше, в исходную точку учений, которая покуда неизвестна.