День ото дня обстановка в Финском заливе становилась все более тяжелой, угрожающей. И судам приходилось труднее пробиваться к Ораниенбауму. Каждый рейс продолжался более полусуток. Тогда командующий флотом принял решение: перевозить войска не из Ленинграда, а из Лисьего Носа, что значительно ближе. С городских причалов грузы перебрасывались в Лисий Нос, а отсюда на плацдарм.
В. Ф. Трибуц прибыл в Лисий Нос и наблюдал за ходом погрузочных работ. «Все равно не поспеваем», — подумал он. И тут у него возникла новая идея: открыть еще одну ледовую трассу из Горской в Кронштадт и оттуда на машинах перебрасывать технику и людей дальше, в Ораниенбаум. В Кронштадте на полный ход заработала перевалочная база. Скрытно, совсем незаметно для противника перевозки были завершены до начала наступления.
Вспоминая это время, командующий 2-й ударной армией генерал армии И. И. Федюнинский впоследствии напишет: «Вряд ли можно припомнить в истории военного искусства подобный пример, когда переброска огромных масс людей и техники непосредственно в зоне наблюдения противника была бы проведена так скрытно и без потерь. Противник до самых последних дней не имел представления о масштабе перевозок, полагал, что мы перебрасываем войска с плацдарма в город, и, видимо, не придавал значения этой перегруппировке. Балтийцы обеспечивали скрытность своих действий искусным вождением кораблей, а сокрушительный огонь морских орудий отвлекал внимание противника»{6}.
Ивана Ивановича Федюнинского в шутку прозвали «генерал Январь». И впрямь за год до этого, тоже в январе 1943 года, его войска участвовали в прорыве блокады. Теперь они сосредоточились на малой земле Ораниенбаума для последнего решающего наступления, чтобы сокрушить остатки блокады.
В канун наступления он и адмирал Трибуц встретились и вместе переправлялись из Кронштадта в Ораниенбаум. Оба, вероятно, думали об одном: пришло время продиктовать противнику свою волю, оба были суровы, напряженны.
Накануне на Военном совете флота, с участием командиров соединений, руководящих политработников, командующий нарисовал картину того, как мыслится участие флота в этой большой стратегической операции. И, закончив словами: «Мы вобьем осиновый кол в могилу противника», подумал, не слишком ли громко и хвастливо... Ему вспомнился канун войны, чрезмерная переоценка своих сил и протрезвление в осенние денечки сорок первого года.
Благо теперь другие времена. На Ораниенбаумском плацдарме было тесно от массы войск и техника была иная. И Балтийский флот пополнился малыми кораблями, получил необходимую технику, и главным образом новейшие самолеты.
В. Ф. Трибуц вместе с Федюнинским находились на наблюдательном пункте, откуда до переднего края было, что называется, рукой подать. Сюда были подтянуты все средства связи с фортами, береговыми батареями, кораблями, морской авиацией.
В преддверии того, что предстоит многодневная напряженная работа, Федюнинский советовал адмиралу отдохнуть, а сам глаз не сомкнул. Не спал и Трибуц. Еще и еще раз все проверял, уточнял, созванивался то с начальником штаба флота, то с командиром Кронштадтской базы, то с командующим Военно-Воздушными Силами...
Поскольку флот должен будет поддерживать не только 2-ю ударную армию генерала Федюнинского, но и 42-ю армию генерала Н. Н. Масленникова, которая начнет наступление из-под Пулкова, В. Ф. Трибуц принял решение — всю корабельную и береговую артиллерию объединить в пять групп. Первая будет сопровождать войска 2-й ударной армии, вторая, третья и четвертая должны участвовать в наступлении 42-й армии. Пятую группу составляла бригада морской железнодорожной артиллерии. Она была самой мощной, дальнобойной и скорострельной: шестьдесят три орудия могли за одну минуту выпустить на врага свыше двадцати трех тысяч килограмм металла. Ей-то и предстояло в первую очередь вскрывать долговременную оборону противника, разрушать узлы сопротивления и опорные пункты в тактической глубине обороны врага.