Сколько сил и времени потребовалось на подготовку материальной части, подвоза боеприпасов, «привязку» огневых позиций корабельной и морской железнодорожной артиллерии к местности! Не говоря уже о том, что стрелять надо было не в божий свет как в копеечку, а предварительно разведать цели и составить плановые таблицы.
Последняя ночь была долгой, томительной. Поведение противника ничем особым не отличалось. С той стороны иногда постреливали, иногда в воздух взвивались ракеты, озаряя снежную целину.
В. Ф. Трибуц находился на наблюдательном посту артиллеристов, вблизи от переднего края.
— Вот видите, противник наш замысел, кажется, не разгадал, — сказал он.
— Тем лучше, — отозвался хозяин КП — подполковник Проскурин. — Значит, на нашей стороне внезапность.
Занимался рассвет. Погода ничего радостного не предвещала: хмурое, серое небо, плотной стеной нависали облака. Низко над землей проплывали клочья тумана.
Трибуц глянул в глазок перископа, чертыхнулся. Посмотрев на часы, сказал:
— Еще есть время, авось и пронесет...
Но и в девять часов утра ничего существенного не изменилось.
— Природа с нами не в ладах, — досадовал он, — а надо начинать.
И когда стрелка часов показала 9.35 — в воинские части, на форты, корабли, береговые батареи понеслась команда «огонь!».
Раньше всего засверкали огненные трассы «катюш», и тут же разразилась мощная артиллерийская гроза. Заухали, загремели, заговорили на разные голоса полевые пушки и более сотни морских орудий Кронштадта, форта «Красная Горка», линкора «Петропавловск» (много лет он назывался «Маратом»).
Трибуц слышал свист снарядов, видел темные облака дыма, вспыхивавшие на месте падения тяжелых снарядов, что вскрывали железобетонные укрепления противника, обстреливали штабы, батареи, лупили по скоплениям пехоты...
Шестьдесят пять минут длилась канонада. Стена густого дыма закрыла снежную равнину. Постепенно дым рассеивался, и стало видно, как из ближайших траншей солдаты устремляются в атаку.
Сюда, на НП, непрерывно поступали донесения:
— Пошли танки! — сообщали корректировщики огня морской артиллерии, находившиеся в гуще наступающих войск. — Нужна огневая помощь.
Адмирал Трибуц следил по карте за ходом сражения и тут же отдавал приказания артиллеристам. Буквально через несколько минут, как эхо, доносился орудийный гром.
Едва успели выполнить заявку танкистов, как тут же послышался голос командира стрелкового корпуса А. И. Андреева:
— Товарищ адмирал! Прошу еще раз прополосовать огнем доты в районе...
И снова открывали огонь морские орудия.
Немцы ожесточенно сопротивлялись, переходили в контратаки. Весь день не затихала боевая страда. В итоге первая линия обороны была прорвана и наши войска под прикрытием огня пошли дальше...
В конце дня В. Ф. Трибуц разговаривал с начальником штаба фронта, и тот сообщил: несмотря на первые наши успехи, противник в районе Стрельны и Петергофа упорно сопротивляется. Адмирал приказал сосредоточить огонь на этих участках, после чего от сорока до семидесяти снарядов крупного калибра обрушилось на каждую цель. Огневые налеты повторялись много раз, пока генерал Андреев не передал: «Спасибо, морячки, крепко поддержали».
На следующий день должны были перейти в наступление войска с Пулковских высот, и адмирал Трибуц возвращался обратно в город. Он спешил на командный пункт генерала Говорова в Московском районе — в самом высоком здании много лет строившегося, так и недостроенного, Дома Советов. В отличие от НП на пятачке — тут была и оптика, и радиостанция, и другие виды современного управления войсками, благодаря чему визуально просматривался передний край.
— Артподготовка началась. Тысячи стволов фронта и флота сотрясали воздух, — рассказывал адмирал. — В грохоте канонады наши попытки разговаривать напоминали мимику актеров в немых фильмах. Меня, да и всех присутствующих здесь, восхищала удивительная сила огня, ритмичность, непрерывность и точность действий наших артиллеристов.