И вот перед нами вопрос: что же, в конце концов, выгоднее: сплошная рубка, дающая более легкий выход деловой древесины, но необыкновенно затрудняющая и удорожающая возобновление лесов, или выгоднее несколько затруднить рубку, но зато не иметь забот по возобновлению леса, которое можно приблизить к почти естественному?
Коршунец все это слушал. Довольное выражение лица, появившееся у него после демонстрации посадок при помощи меча Колесова, сменилось хмурым.
Почему? Да потому, что возникли новые мысли, которые показались ему более убедительными, чем прежние, тем более что они подтверждали его плохое мнение о НИИ и лесхозе.
Несколько человек рассматривали молодое деревцо, посаженное между лапами пней. Коршунец подошел к ним и сказал:
— В век техники ручкой учат работать! И это механизированный лесхоз! На кой только черт экскурсантов привезли сюда?!
Лесничий Пацюркевич заметил:
— Мы учим, как не сидеть сложа руки в том случае, если нет техники, и как с небольшими затратами…
— А мы не нищие! — прервал его Коршунец. — Что значит нет техники?! Техника будет, раз она нужна. Откуда такое неверие? Нет техники!.. В какой стране мы с вами живем? И потом, почему у вас нет раскорчевки? Вы лесничий…
Анатолий Анатольевич, который стоял с другой группой, сделал к Коршунцу несколько шагов:
— Я же объяснил: раскорчевки нет потому, что между пнями мы как раз и сажаем.
На делянке, крепенькие, хорошие, стояли годовые культуры; ни один саженец не пропал.
Но Коршунец уже не хотел удовлетвориться объяснениями.
— Вы всё нарушаете, — крикнул он Пацюркевичу, — это у вас и у вашего старшего лесничего в системе.
— А вы потрудитесь не делать подобных замечаний! — тоже крикнул Пацюркевич. — Я вам не подчинен!
— Товарищи, не спорить и, тем более, не ссориться! Сейчас едем на делянку, разработанную по способу, который люб товарищу Коршунцу.
Вторая делянка была недалеко. Поле было раскорчевано, не было оставлено ни одного пня, все было прибрано, и высажено на гектаре, согласно инструкции, десять тысяч саженцев. Прошел после посадки год. Деревца стояли хилые, едва цепляющиеся за жизнь, и уцелело из десяти тысяч всего тысячи две.
Вот вам, товарищ Коршунец, и участок сплошной корчевки. Надо применяться к условиям и обстоятельствам.
Разоблачение Коршунца
В феврале в главке было совещание. Съехались представители НИИ, высших лесных учебных заведений, представители от заинтересованных учреждений и инстанций. Обсуждали планы и оценивали деятельность институтов и лесхозов.
НИИ лесного хозяйства получил во всех выступлениях положительную оценку, особенно в практической деятельности, опирающейся на опытный лесхоз.
Совещание закончилось, и вдруг девятого февраля участники коллегии главка получили приглашение на обсуждение крупных недостатков в работе НИИ и опытного лесхоза, вскрытых комиссией советского контроля и ревизией Ленинградской лесной инспекции.
Только вчера говорили о достижениях и успехах, а сегодня о крупных недостатках?.. Но всякое бывает в жизни.
Заседание открыл начальник главка, коротко сообщивший о выводах комиссии, смысл которых был тот, что институт и его опытное хозяйство не годятся никуда.
Разъяснить выводы встал Коршунец и разъяснял долго и обстоятельно.
— Товарищ Коршунец, — спросил начальник, — а сколько человек было у вас в комиссии?
— Семнадцать!
— Материалы в комиссии обсуждались?
Коршунец замялся: