— Вы знаете, я не знаю…
— Товарищ Коршунец, вы работник нашей инспекции, и я попрошу вас, будьте точны: обсуждались материалы или не обсуждались?
— Припоминаю: да, обсуждались.
— Всеми семнадцатью членами?
— Восемью, — негромко сказал Коршунец.
Голос с места поправил:
— Семью!
— И эти семь человек единогласно утвердили документ?!
Коршунец смотрел в окошко, через которое видел стены, окна, крыши… Наконец сказал:
— Были возражения.
— А подписали все семеро?
Коршунец стал вглядываться в то же окно.
— Повторяю вопрос: подписали все семеро?
— Кажется, четверо.
Голос с места:
— Трое!
— Так! Из семнадцати — трое.
Поднялся начальник лесоустроительных экспедиций:
— Я отказался подписать, потому что документ, представленный мне, искажал, по моему мнению, действительное положение вещей.
— Кто же тогда подписал?
— Коршунец, Шубин — председатель комиссии — и доцент Лесотехнической академии Лавров.
— Товарищ Лавров, вы, значит, согласны?
— Я не был согласен, но мне обещали изменить формулировки, а теперь я вижу, что они не изменены.
— Как же вы, руководитель кафедры, могли поступить так неосторожно? Итак, три подписи из семнадцати. Материал не обсуждался, общественности НИИ представлен не был; ведь эти методы вашей комиссии ничего общего не имеют с советскими методами! Такой акт мы даже и обсуждать не можем. Но так как со времени создания документа прошло полгода и так как работники института и лесхоза крайне взволнованы в результате всего этого происшествия, то, думается мне, документ следует обсудить…
Коршунец взял слово для справки.
— Не я, товарищи, автор документа. Документ одобрен обкомом партии.
— Всем обкомом или бюро обкома?
— Нет…
— Кем же?
— Инструктором.
— Товарищ Коршунец, представлять обком и действовать от его имени могут секретари обкома. С каких это пор инструкторы стали представлять обком? Вот просит слова секретарь партийной организации НИИ; пожалуйста, товарищ.
Секретарь говорит медленно, ему трудно — ведь надо высказывать подозрения в честности человека, ведь надо обвинять, а это всегда тяжело. К сожалению, ему и всем в НИИ ясно, что Коршунцем руководили корыстолюбивые желания: он хотел стать директором НИИ, сняв нынешнего директора.
Коршунец крикнул тонким голосом:
— Клевета! Грязнейшая! Как вы смеете?!
Все стихло в зале. Председатель перелистывал бумаги. Наконец он сказал:
— Я познакомился с некоторыми документами, весьма меня удивившими. Ваша специальность, товарищ Коршунец, по полученному вами образованию?
— В анкете ясно сказано: я лесной специалист.
— Где получили образование?
— В Ленинграде.
— В каком учебном заведении?
— Я окончил Институт народного хозяйства. Лесное отделение.
— В вашей анкете написано именно так… а вот копия вашего диплома. Согласно полученному вами диплому, вы окончили торговый факультет… Посмотрим, какие же дисциплины вы проходили… Из всех дисциплин только одна имеет некоторое отношение к лесу… это основы лесного товароведения… Согласитесь, этого мало для того, чтобы считать себя лесоводом. По окончании института вам присвоили звание инженера-плановика… Согласитесь, что вы не имеете никакого отношения к лесу, и достойно удивления и всяческого порицания, что вы заняли ответственное место в лесной инспекции… Делаем вывод: мы несерьезно относимся к подбору кадров. Освежить придется нам наши кадры.
Коршунец больше не смотрел в окно. Он рассматривал половицу. Все в зале смотрели на него, а он смотрел на половицу. Еще вчера, уверенный в себе, он «проводил работу» среди сотрудников главка, формируя нужное ему мнение о лесхозе и НИИ. Уже была заготовлена соответствующая резолюция. Что случилось? Почему начальник стал вникать во все?.. Диплом его, Коршунца!.. Он преодолел себя, поднял голову и сказал глухо:
— Я возражаю… Секретарь оклеветал меня… Если я и ошибался, то просто потому, что ошибался. Каждый человек может ошибиться… а побуждения у меня были самые чистые…
Председатель несколько секунд пристально разглядывал Коршунца, потом показал ему и всему залу бумагу:
— Ваша подпись?
Коршунец подошел:
— Моя.
Начальник главка прочел характеристику директора НИИ, написанную Коршунцем. Характеристика уничтожала директора.
— Итак, в этой своей точке зрения вы убеждены чистосердечно?
— Совершенно! Это моя точка зрения… У него много недостатков… Двадцать пять лет директорствует! Засиделся… Я… бескорыстно…
— Та-ак… Но вспомним: недавно вы были у меня. Вы сообщили мне, что, по мнению ленинградской общественности, директор НИИ должен быть снят. «А есть кандидат на его место?» — спросил я. «Есть», — ответили вы. «Кто?» — «Таким кандидатом ленинградская общественность называет меня». — «И как… вы согласны занять этот пост?» — «Я согласен», — ответили вы. Такой разговор был у нас с вами. Как же вы отрицаете свою заинтересованность в деле, которое вы затеяли?