Анна взглянула в темноту, пытаясь разглядеть, как далеко ушла артиллерия, но видела только темнеющую колонну, уходящую вдаль. Неужели все зря? Столько шла, столько ехала… Зря?! Она прикусила кулак, борясь с желанием завыть от разочарования.
— Муж ейный там, — бросила солдатам, удивленно поворачивающим головы в сторону, качающегося из стороны в сторону лейтенанта инженерных войск, Нюра, накидывая Анне на плечи забытый в хате полушубок. — Три годины не видались. Пришла, чтоб побачить. А ен вона…
— Кто? Как фамилия? — склонился подъехавший на коне один из командиров и, получив ответ, крикнул в цепь: «Загоскина! Позовите капитана Загоскина к старшему лейтенанту Еременко!». Полетел по колонне от головы к голове этот клич, а Анна устало прислонилась к плетню. Вдруг не стало сил даже шага ступить, даже крикнуть в голос. Просто стояла и смотрела, как приближается со стороны головы колонны верховой в шинели и офицерской фуражке, как он подъезжает к позвавшему его старшему лейтенанту. Только замерло сердце в предвкушении.
Капитан после короткого разговора с Еременко быстро спрыгнул с седла в снег, побежал к невысокой фигурке у плетня, которая даже шага навстречу сделать не могла, только руки протянула в его сторону, кусая губы, чтобы сдержать крик, рвущий душу. Тихо заплакала Нюра за спиной, прижимая ко рту край платка.
— Сашенька! — прошептала только Анна, когда он встал напротив нее. Это был он, ее Саша. Небритый, грязный, похудевший, но такой до боли родной, что не смогла сдержать слез, и они побежали по щекам тонкими струйками.
— Анюта, — и он быстро ощупал ее своими длинными пальцами — коротко стриженная голова, плечи, руки, а потом с размаху прижал к себе так сильно, что она даже поморщилась от его объятия. — Анюта моя… моя Нюточка…
И крепкий поцелуй в сухие растрескавшиеся губы. Напористый, чуть грубый, но слаще и желаннее его для Анны ничего не было в тот миг.
— У меня не более пяти минут, Нюта, — говорил он, целуя ее лоб, щеки, нос, губы. Прямо на виду у всех, ничуть не смущаясь косых взглядов. Два слова, которые ему так рвали сердце сейчас. — Пять минут…
— Пусть, — шепнула она ему, прижимаясь к нему всем телом, утыкаясь носом в его шею. — Пусть пять минут. Я ждала их три года, Саша… для меня эти пять минут…
И он снова целовал ее, обхватив ее лицо ладонями. И она подставляла ему губы смело, не обращая внимания на шепотки, свист и улюлюканье, что летели из колонны. Для них во всем мире были только они одни. Пусть и на пять коротких минут…
— Я теперь с ума сойду, зная, что ты — взводный саперов, — прошептал Саша ей после прямо в ухо, по-прежнему крепко прижимая к себе. — Ты писала, что ты в штабе. Обманула…
— Обманула, — кивала, счастливо улыбаясь, Анна. — Но и тебе ведь награды вон дали не за красивые глаза.
— Береги себя, моя Нюточка, слышишь? — он крепче сжимает ее в своих руках, утыкаясь носом в короткие пряди ее волос. — Береги себя! Только береги! Для меня, для наших детей. Два мальчика и девочка с белыми бантами в косичках, помнишь?
Анна помнила. Каждое слово, каждый миг из той короткой совместной жизни. И каждую минуту из тех пяти, что были отведены им ныне, будет помнить. Как и последний взгляд Саши на нее, когда он уже разворачивал лошадь, чтобы вернуться к своим людям.
— Я люблю тебя, — упадет в ночь тихий шепот женщины.
— Навсегда, моя Нюточка! — ответит мужчина прежде, чем уехать от нее в неизвестность.
Анна еще долго будет смотреть вслед уходящей колонне, словно пытаясь разглядеть в темноте его, единственного, об очередной встрече с которым она будет мечтать в свободную минуту. А потом ее позовет в хату Нюра, познакомит с седым хмурым дедом в овчинном кожухе.
— Это дед Алесь, он отвезет тебя туда, куда скажешь. Сорок верст, ты сказала, верно? — сказала она смущенной Анне и шикнула на детей, что проснулись от громких шагов деда Алеся и высунули головы из-за занавески.
— Это все твои? — одевая полушубок и затягивая ремень, полюбопытствовала та. — Все?
— Все мои, — кивнула Нюра, ласково трепля темные кудри одного из мальчиков. — Так Бог решил. Всех мне подарил…
Анна внимательно посмотрела на Нюру и на личики детей, а потом порывисто обняла хозяйку.
— Будь здорова, Нюра, и спасибо тебе за все.
— Храни тебя Господь, — ответила та и перекрестила ее на дорогу, не обращая внимания на ироничный взгляд молодой лейтенантши. Та развернулась и, тихо стукнув дверью сеней, вышла на двор, а после и за плетень, где ее уже ждал дед Алесь в телеге, запряженной каурой толстоногой лошадкой. Только тогда Нюра заметила, что на столе в горнице ровным рядком стоят несколько банок консервов, кулечки с чаем и кубиками сахара, маленькая плитка трофейного шоколада — все, что носила с собой в рюкзаке сейчас командир саперного взвода.