— Храни вас Господь, — прошептала она, от самого сердца желая, чтобы лейтенант саперно-инженерных войск Анна и капитан артиллерии Александр сумели встретиться еще раз. Только уже не на пять минут, а навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Живыми и невредимыми. — Храни вас, Господь, мои дорогие…
Я думаю, этот рассказ обязательно должен быть преворен словами «От автора».
Потому что каждый всегда выносит из прочитанного свой собственный смысл, а я бы хотела, чтобы вы увидели идею миниатюры не в том свете, в каком ее, как оказалось мне на удивление, можно увидеть, а в том, который я пыталась вложить.
Памятники погибших воинов, отдавших жизни за то, чтобы черная гидра фашизма была задушена, калечат по всей территории постсоветского пространства и даже далее — на землях Польши, Болгарии и прочих. Для меня дико, что множество подобных случаев происходит и в России, оправдания которым нет вообще никакого, по моему мнению.
И это не единичные случаи из прошлых лет, это происходит сплошь и рядом до сих пор.
Калечат памятники, забывая о том, кто лежит в этих могилах, какие устремления и надежды были у них, о том, какой дар они принесли нам взамен своих жизней и здоровья. Этот дар — жизнь.
Калечат — забывая, отдавая дань своим собственным порывам и, что страшнее — убеждениям.
Но все же… так важно видеть иногда отдельные стволы деревьев среди густого леса… И так важно не забывать, что могилы — это все же могилы, и любое осквернение — кощунство над памятью. Перефразируя известную мудрость — человек, который не имеет памяти, не имеет будущего. Потому что в этом конкретном случае у него мертва душа…
Звезда
Это случилось снова. Аушра опустила тяжелую сумку на скамеечку у ограды и стала осматриваться вокруг, надеясь заметить в траве красную звезду. В который раз ее сбили с памятника и бросили за оградку.
— Совсем нет ничего святого, — вздохнула Аушра, с трудом склоняясь из-за больной спины и поднимая из зелени травы возле соседней могилы небольшую красную звезду.
— Ох, Линас, Линас, — обратилась она к тому, кто лежал под этим холмом уже несколько десятков лет. — Как же трудно теперь сохранить то, что ты хотел! Лайма говорит, что не будет постоянно чинить памятник, снимет звезду. И Казимерас не будет. Такие вот дети у нас не послушные… Вот в могилу сойду, рядом лягу, и никто не будет думать о том, что ты хотел… Ох, Линас…
Она замолчала, почувствовав, как к горлу снова подступил комок слез. Как всякий раз, когда она думала о муже, умершем еще в начале шестидесятых годов прошлого века. Совсем молодой был. Едва ли к сорока. Он часто болел, организм работал с трудом — отменно поработали палачи в подвале на улице Реймерса[1]. Светловолосый, широкоплечий, удивительно красивый той самой холодной красотой потомков балтов, Линас стоял сейчас перед ее глазами таким, каким она его полюбила в далеком 1940 году еще одиннадцатилетней девочкой.
Она недолго сидела на могиле. Вскоре собрала свой нехитрый скарб (бутылочку с настойкой, которую делала сама, и которую он так любил, складной стаканчик, салфетки), поправила цветы на могиле, прикрепила звезду. Упрямо, с силой, которую уже давно не чувствовала в своих руках вдавила стержень звезды в памятник.
Уходя, кивнула сторожу кладбища, и тот приподнял шляпу с лысеющего затылка. «Помню, помню, — говорили его глаза. — Постараюсь узнать». И он действительно узнал. Позвонил ей через несколько дней, чтобы сообщить, что снова сняли звезды со старых памятников, посбивали их с гранита. Их осталось мало, таких упрямцев, как она. С каждым таким сообщением их становилось все меньше. Люди предпочитали не раздражать «той самой» символикой. А Аушра будет упрямо поправлять каждый раз. Потому что для Линаса эта звезда имела иной смысл. Как и награды, которые он получил, завершив войну в Австрии.
— Мики, милый, не мог бы ты помочь бабушке? — позвонила она самому младшему внуку, с трудом попадая в кнопки телефона сослепу. — Я на кладбище, на могиле дяди твоего, Антониуса. Подожду, конечно. Через полчаса? О, у такой старухи, как я, мой Мики, времени много… не торопись, милый. Аккуратнее на дорогах.
Спустя сорок минут поднялась с низкой скамейки у ограды на могиле старшего сына Антониуса, умершего от рака легких три года назад. Удивительно и невыносимо больно пережить своих детей. А еще неимоверно больно, когда внуки забывают о своих предках, о своих корнях.