Проезд Сигберта через королевство, которое должно было сделаться ему достоянием по праву избрания, казался предварительным торжеством. Городские жители галльского происхождения и духовенство встречали его с крестным ходом; Франки садились на коней и примыкали к его поезду. Всюду раздавались клики на языках латинском и древне-германском[122]. От берегов Сены до Соммы, Галло-Римляне, в отношении к численности, были господствующим народом: но к северу от этой реки германский оттенок обнаруживался все более и более. Чем далее подвигались вперед, тем чаще в массе туземцев являлись лица франкского происхождения: они не составляли, подобно тому, как в центре Галлии, только небольшие дружины праздных воинов, расселенных вдалеке одни от других, но жили племенами и земледельческими поселениями по берегам болот и окраинам лесов бельгийской провинции. Витри, близ Дуэ, находился, так сказать, на рубеже между этими двумя полосами; Франки северные, хлебопашцы и фермеры, и Франки южные, боевые вассалы, с равным удобством могли там сойтись для введения нового короля. Один только из числа богатых владельцев и вождей Нейстрийского Королевства, по имени Ансовальд, не явился на сборище; отсутствие его было замечено и впоследствии прославило его за верность королю в несчастье[123].
Обряд совершился на равнине, окруженной шатрами и ставками тех, кому, за недостатком помещения в строениях поместья Витри, пришлось располагаться в открытом поле. Франки, в полном вооружении, образовали обширный круг, в средине которого стал король Сигберт, в кругу своих чинов и знатнейших сановников. К нему подошли четыре сильных воина, держа щит, на который они посадили короля и подняли на плечи. На таком подвижном троне Сигберт трижды обнесен был по кругу, сопровождаемый вождями и приветствуемый толпой, которая, желая придать более грома своим кликам, ударяла плоской стороной мечей о щиты, окованные железом[124]. После третьего круга, посвящение короля по древним германским обрядам было совершено вполне, и с этой минуты Сигберт имел право воспользоваться названием короля Франков, как Остер, так и Неостер-Рика. Остальная часть дня и много последовавших за тем дней прошли в увеселениях, примерных битвах и великолепных пирах, на которых король, не жалея запасов, собранных в Витри, угощал всех и каждого в своем новом поместье.
В нескольких милях оттуда, Турнэ, осажденный австразийским войском, был театром сцен совсем иного рода. Гильперик на сколько доступно было его грубой организации предаваться душевным страданиям, чувствовал горесть короля, всеми покинутого и низложенного; Фредегонда, в волнениях от страха и отчаяния, приходила как дикий зверь в бешенство. Во время приезда в Турнэ, она была беременна и почти на сносе, вскоре потом, посреди тревог осады и опасений смерти, одолевавших ее денно и нощно, она родила сына. В первую минуту, по неимению присмотра и пищи, она хотела бросить и сгубить ребенка, которого считала новой причиной опасности; — но то было лишь мгновенной мыслью и материнский инстинкт превозмог. Новорожденный был окрещен и восприят от купели епископом города Турнэ, при чем, вопреки франкским обычаям, получил чуждое германскому языку имя Самсона, которое родители его, бедствуя, избрали в предзнаменование своего освобождения.
Считая положение свое почти безнадежным, король ждал развязки с каким-то бесстрастием; но королева, не столь вялая духом, придумывала тысячу различных средств, составляла проекты для бегства, и осматриваясь кругом, стерегла малейший луч надежды. Между воинами, пришедшими в Турнэ делить участь своего государя, она заметила двух, которые лицом и речами обнаруживали глубокое сочувствие и преданность: то было двое юношей, родом из теруанской области, происхождением Франки, склонные к тому фанатическому самоотвержению, которым так тщеславились вассалы средних веков. Для привлечения этих двух воинов, Фредегонда употребила все свое искусство, все обаяния своего сана: она призвала их к себе, говорила о своем злополучии и безнадежности, отуманила головы их хмельными напитками, и когда уверилась, что они словно обморочены, стала убеждать их отправиться в Витри и умертвить короля Сигберта. Молодые воины обещали исполнить все, что бы ни приказала им королева; тогда вручив каждому из них по длинному ножу, или, как называли их Франки, скрамасаксы, лезвие их, для большей предосторожности, она напоила ядом. [125]— «Идите» — сказала она им: — «и если воротитесь живы, я осыплю почестями и вас и потомство ваше; если же падете, то во все святые места раздам за вас милостыню».