РАССКАЗ ТРЕТИЙ. История Меровига, второго сына короля Гильперика. (575 — 578).
После отъезда короля Сигберта, Брунегильда осталась одна в Париже. Честолюбивые надежды ее с каждым днем возрастали, она уже считала себя нейстрийской королевой и властительницей судьбы своих неприятелей, как вдруг узнала о смерти Сигберта, событии, которое с самой высокой точки счастья внезапно низвергло ее в крайнюю и неминуемую опасность. Гильперик победив, благодаря братоубийству, шел на Париж с намерением захватит семейство и сокровища своего брата. К нему возвращались не только все без исключения Нейстрийцы, но даже начинали приставать главнейшие из Австразийцев, и, встречая его на пути, клялись ему в верности, кто для получения обратно казенных земель, а кто с желанием снискать себе покровительство в случае беспорядков, грозивших стране. Один владетель, по имени Годин, или Годевин, получил в награду за свое отложение обширные поместья по близости Суассона; такой же пример, которому последовали и многие другие, подал хранитель королевского кольца, или государственной австразийской печати, референдарий Сиг, или Сигвальд[129].
Сраженная своим несчастьем и этими печальными известиями, Брунегильда не знала, на что решиться и не могла никому довериться; старинный императорский дворец, в котором жила она на берегу Сены, сделался темницей для нее и троих детей ее. Хотя там никто за ней не присматривал, однако она не осмеливалась выехать по дороге в Австразию, опасаясь или быть задержанной в своем побеге, или встретить измену и тем еще более увеличить опасность своего положения, и без того столь гибельного[130]. Убедившись в невозможности бегства со всем своим семейством и имуществом, она задумала спасти по крайней мере своего сына, который, хотя и был ребенком, однако много мешал честолюбию Гильперика и не мог ждать от него пощады. Побег молодого Гильдеберта подготовлен был в величайшей тайне единственным верным другом, оставшимся у его матери: то был герцог Годбальд, тот самый, который, два года назад, так плохо оборонял область Пуату от вторжения Нейстрийцев. Ребенок посажен был в большую корзину, служившую для домашних припасов, спущен в окно и вынесен ночью за город. Гондобальд, а по другим рассказам, простой служитель, менее его могший возбудить подозрение, отправился один с сыном короля Сигберта и доставил его в Мец, к великому удивлению и радости Австразийцев. Его неожиданное прибытие изменило положение дел: отпадения прекратились и восточные Франки поспешили поставить собственного своего короля. В Меце было большое собрание австразийских владетелей и воинов; на нем Гильдеберт II, едва пяти лет отроду, был провозглашен королем, и совет, избранный из вельмож и епископов, принял правление от его имени[131].
При этом известии, отнимавшем всякую надежду присоединить, без войны, братнее королевство к своему, досадуя на разрушение любимейшего своего замысла, Гильперик ускорил шествие на Париж, дабы по крайней мере овладеть Брунегильдой и ее сокровищами[132]. Вскоре вдова короля Сигберта предстала пред своим смертельным врагом без всякой другой защиты, кроме красоты, слез и женского кокетства. Ей было едва только двадцать-восемь лет, и каковы бы ни были относительно ее враждебные намерения Гильперика, приятность ее обхождения, столько прославленная современниками, может быть, сделала бы на него некоторое впечатление, если б его заблаговременно не занимали другие прелести: богатство, о котором также гремела молва. Но Меровиг, старший из двух сыновей нейстрийского короля, сопутствовавших отцу своему, был сильно тронут при виде столь привлекательной и несчастной женщины, и его сострадательные и изумленные взгляды не ускользнули от внимания Брунегильды.
Неизвестно, была ли склонность молодого человека утешением пленной королеве, или как женщина, опытная в интриге, Брунегильда усмотрела в том средство к своему спасению, только она употребила все свое искусство для ободрения рождающейся страсти, которая вскоре превратилась в любовь самую слепую и самую пылкую. — Предаваясь ей, Меровиг становился врагом собственного семейства, орудием непримиримой ненависти против своего отца и против всех, к нему близких. Может быть, не сознавал он вполне, как было для него преступно и гибельно такое трудное положение; может быть, предвидя все это, упрямо увлекся своим произволом и склонностью, презирая опасность и не внимая совести. Как бы то ни было и как ни ухаживал Меровиг за вдовой своего дяди, однако Гильперик ничего не заметил, весь погруженный в счеты и опись мешков с серебром и золотом, сундуков с драгоценными каменьями и связок с дорогими тканями[133]. Он нашел, что количество их превосходило его ожидания, и это счастливое открытие, внезапно подействовав на расположение его духа, сделало его более кротким и милосердым к пленнице. Вместо того, чтобы жестоко отмстить ей за все зло, которое она хотела ему причинить, он удовольствовался наказав ее простой ссылкой и даже оставив ей, как бы из вежливости, небольшую часть отнятых у нее сокровищ. Отделавшись гораздо благополучнее, нежели могла того ожидать, судя по собственным своим чувствам, Брунегильда отправилась, под стражей, в город Руан, предназначенный ей местом заключения. После стольких страхов, она подверглась только одному действительно тяжелому испытанию: разлуке с обеими дочерьми Ингондой, и Клодосвиндой которых король Гильперик, неизвестно по какой причине, велел отправить в Мо и стеречь там[134].