В тот век упадка Галлии, нетерпеливость и забвение всяких правил были недугом времени; и все, даже самые просвещенные головы, старались заменить порядок и законность личным произволом или минутным увлечением. Туземцы слишком хорошо следовали в этом примеру германских завоевателей, и изнеженность одних вела к той же цели, как и зверство других. Слепо повинуясь влечению своих чувств, Претекстат обвенчал тайно Меровига с Брунегильдой, и по обрядам того времени, держа обоих супругов за руку, изрек над ними таинственные слова брачного благословения, — снисходительный, но стоивший ему жизни поступок, последствия которого не менее были пагубны и безрассудному юноше, исторгшему это согласие[142].
Полный надеждами на успех аквитанского похода, Гильперик был в Париже, когда получил странную весть о побеге и браке своего сына. К бурным изъявлениям его гнева присоединились подозрения в измене и опасение заговора против его жизни и власти. С намерением разрушить эти козни, если на то есть еще время и отвлечь Меровига от влияния и злых советов Брунегильды, Гильперик немедленно отправился в Руан, в твердой решимости разлучить их друг с другом и разорвать союз[143]. Между тем, поглощенные первыми наслаждениями супружеского счастия, молодые супруги помышляли только о своей любви, и приезд нейстрийского короля застал Брунегильду врасплох, не смотря на ее деятельный и находчивый ум. Чтобы не попасть в руки Гильперика в первом пылу гнева и сколько было можно затянуть время, она придумала скрыться с своим мужем в небольшой церкви св. Мартина, построенной в городской стене. То была одна из деревянных базилик, обыкновенных в то время во всей Галлии, тонких и высоких, с пилястрами из многих бревен, соединенных между собой, со сводами всегда остроконечными, по затруднительности выводить их иначе из подобного материала, — которые, по всей вероятности, послужили перво-образом стрельчатому стилю, введенному, несколько веков спустя, в общую архитектуру[144].
Хотя этот приют был очень неудобен по милости тех покоев, которые прилегая к стенам небольшой церкви и разделяя ее льготы, служили убежищем, однако Меровиг и Брунегильда поселились тут, решась не покидать этого места, пока не будут в безопасности. Тщетно нейстрийский король употреблял всякого рода хитрости, чтоб выманить их оттуда; они не вдавались в обман и так как Гильперик не осмеливался употребить силу, из опасения навлечь на себя грозное мщение святаго Мартина, то и был вынужден вступить с своим сыном и невесткой в переговоры. — Они соглашались сдаться, но требовали от короля клятвеннаго слова не разлучать их друг с другом. Гильперик дал это обещание, только так уклончиво, что предоставил себе полную свободу действовать как ему вздумается: он поклялся, что если такова воля Божия, то он их не разлучит[145]. Не смотря на двусмысленность этого выражения, Меровиг и Брунегильда удовольствовались клятвой, и частью из усталости, частью по убеждению, решились выйти из-за льготных стен, на которые храм св. Мартина руанского распространял право неприкосновенности. Гильперик, несколько успокоенный покорным видом своего сына, благоразумно сдержал свой гнев и скрыл подозрения; он даже поцаловал обоих супругов и сел с ними за стол, с притворным видом отеческого к ним расположения. Проведя таким образом два или три дня в совершенной скрытности, он вдруг увез Меровига и отправился с ним по дороге в Суассон, оставив Брунегильду в Руане, под присмотром более строгим[146].
Не доезжая несколько миль до Суассона, нейстрийский король и его юный спутник остановлены были самыми зловещими известиями. Город был осажден австразийским войском; Фредегонда, переехавшая туда, в ожидании своего мужа, едва имела время бежать с пасынком, Клодовигом, и родным своим сыном, еще грудным ребенком. Рассказы, все более и более достоверные, рассеяли всякое сомнение на счет обстоятельство этого неожиданного нападения. То были австразийские переметчики, под предводительством Годевины и Сигоальда, которые, перейдя от Гильперика к юному королю Гильдеберту II, ознаменовали раскаяние свое, перед возвращением на родину, смелым набегом на столицу Нейстрии. Их малочисленное войско состояло большей частью из жителей реймсской равнины, народа буйного, который при первом слухе о войне с Нейстрийцами переходил на грабеж чрез неприятельскую границу[147]. Король Гильперик без труда собрал между Парижем и Суассоном более значительные силы, и тотчас пошел на помощь к осажденному городу; но вместо того, чтоб ударить с быстротой на Австразийцев, он удовольствовался только тем, что показал им свое войско и вступил с ними в переговоры, надеясь принудить их к отступлению без боя. Годевин и его сподвижники отвечали, что они пришли сразиться, однако бились плохо, и Гильперик, впервые победивший, весело вступил в столицу своего королевства[148].