Белчо выглядел бодрей. Обрадованные его выздоровлением, мы украсили его рога большими пучками молодой крапивы, примулы и ветками цветущей сливы, вычистили его, расчесали. Он глядел на нас ласково, жмурясь от удовольствия.
Вдруг он встал и медленно отошел от нас. Потом, с трудом переступая дрожащими ногами, вышел за ворота, такой же величественный и красивый, как прежде, хотя и исхудавший. Мы думали было удержать его, но мать не велела. И мы пошли за ним.
Белчо отправился на реку. Люди, давно его не видевшие, останавливались, говоря: «Бедный Белчо!»
Он подошел к мостику, напился воды, постоял, но потом, против обыкновения, не повернул к дому, а перешел через речку и направился к нашей ниве, лежавшей неподалеку, где колыхалась только что вышедшая в трубку рожь. Из волн ее доносился голос перепела, над нею порхали мотыльки. Белчо остановился на краю нивы, поглядел на нее, как на что-то знакомое, близкое, и отщипнул несколько травинок на меже. Потом переступил с ноги на ногу и вдруг, зашатавшись, с глубоким болезненным вздохом рухнул на землю. Мы в испуге кинулись домой — сообщить о несчастье.
Когда мы вернулись с отцом, Белчо лежал мертвый, вытянув морду к цветущей меже, с широко раскрытыми, устремленными в синее небо глазами, печальными, безмолвными, прекрасными, но уже не видящими.
Так умер этот старый труженик, этот наш молчаливый друг.
Возле нивы, которую он когда-то пахал и к которой пришел сложить свою усталую голову, мы и похоронили старого вола, вырыв ему глубокую могилу, как человеку. Окруженная изгородью из белых камней, она по весне зарастает густой травой.
Местность, где находится эта одинокая гробница, люди назвали «Белчовой могилой».
И до сих пор, приехав в родное село, я обязательно иду поклониться двум дорогим мне могилам — моей матери и Белчо.
Перевод Д. Горбова.
НИКИФОР ПОПФИЛИППОВ
МАТЬ
После утренника, устроенного школьниками одного села для своих матерей, на котором присутствовали и мы с доктором Мишо, последний поведал мне любопытную историю. Передаю ее дословно.
Следует оговориться, что разрешения на это доктор мне не давал. Вот уже несколько лет, как я потерял его след, и потому прошу его, если он случайно узнает об этом, простить меня за то, что я взял на себя такую смелость, и не судить строго, если я что-нибудь пропустил.
— Это было не так давно, — начал он. — Прошлой весной. За несколько дней до благовещения судьба занесла меня в С. Я исходил вдоль и поперек это село с бросающейся в глаза бедностью улочек и дворов и переполненными корчмами. Покончив с делами, под вечер я вышел из села и зашагал на станцию, чтоб попасть на пловдивский поезд.
До станции, как тебе известно, не больше восьми километров — для меня с моими саженными шагами это сущий пустяк. После войн с их бесконечными переходами и еще более долгими привалами пространство и время для меня как бы потеряли значение.
Хотя времени у меня было немного — я его точно рассчитал, — и приходилось спешить, чтобы не опоздать на поезд, я как всегда не мог устоять перед искушением остановиться, чтобы полюбоваться дивными просторами, открывающимися моим глазам. Я наслаждался прекрасным видом высокого волнистого плато, сбегающего к востоку и живописно прикорнувшего у самого подножия восточных отрогов Рилы.
Я был поражен, что по соседству с узким, как труба, скалистым и вечно пыльным ущельем существует такой безбрежный простор со свежим, прозрачным, как хрусталь, воздухом, чистыми водами и лазурным небом — а я этого и не подозревал! Солнце светило над по-весеннему зазеленевшим широким плоскогорьем. Ветерок доносил из ущелья над селом терпкий аромат ели и дикой герани, а от ближних вершин до самого села простирались вечерние тени.
Кое-где на лугах и незасеянных пашнях виднелись отары овец и небольшие стада крупного скота. Одна отара выбралась из ивняка, медленно, пощипывая траву, миновала полосу залежи, перевалила через невысокий гребень и скрылась из виду.
Шоссе пересекало этот ивняк.
Дойдя до него, я вдруг увидел, что одна белая овца, продравшись сквозь кустарник справа, подошла к канавке у обочины, остановилась напротив и, повернув голову ко мне, заблеяла.
Я подумал, что овца замешкалась в ивняке, отбилась от стада и теперь ищет его.
Но она блеяла как-то по-особому. Совсем не так подает голос потерявшаяся или запертая овца. Она издавала известный тем, кто имел дело со скотиной, утробный звук — низкий, ласковый, тягучий — так овцы подзывают ягнят пососать молока.