Все действительно демократические элементы Думы должны порвать связь с правительством, обратиться к народу.
Мы будем поддерживать только тех членов Государственной думы, которые до конца будут бороться за Учредительное собрание, за землю и волю»[112].
Эта резолюция была не совсем четкой, поскольку еще выражала какую-то надежду на то, что кадетская Дума и ее депутаты могут что-то сделать в интересах народа, но она содержала открытое осуждение характера выборов и самого существа деятельности I Государственной думы.
Авторитет нашей партии и ее Луганского комитета после этого собрания еще больше окреп, что вынуждены были признать и наши противники. Характерен в этом отношении комментарий либеральной газеты «Донецкое слово», в которой был опубликован отчет о собрании.
«Резолюция с.-д., — указывает корреспондент газеты, — была прикрыта громом аплодисментов и поднятием рук была принята абсолютным большинством голосов… После голосования один из рабочих депутатов предложил приветствовать единственную представительницу интересов рабочего класса — Российскую социал-демократическую рабочую партию. Дружное, громовое ура огласило воздух»[113].
Рост влияния большевиков в Луганске сопровождался ростом боевых настроений рабочей массы, ее решимости и готовности с оружием в руках сражаться против самодержавия, помещиков и буржуазии. Разгон царским правительством в начале июля 1906 года I Государственной думы еще более усилил эти настроения. Об этом убедительно свидетельствовал успешно проведенный в те дни общезаводской митинг на заводе Гартмана. На митинге была принята резолюция, призывавшая рабочих Луганска готовиться к решительным схваткам с царизмом ради защиты своей жизни и свободы.
Именно в это время В. И. Ленин, критикуя шатания и растерянность меньшевиков, имевших тогда большинство в Центральном Комитете партии, разъяснял, что объективная причина гибели кадетской Думы не в том, что она не сумела выразить интересы народа, а в том, что кадеты мечтали об освобождении от крепостничества, произвола, самодурства, самодержавия без свержения старой власти. Народ на опыте убедился, что народное представительство есть нуль, если оно не полновластно, если цела старая власть. Вот чему научила кадетская Дума, заключил В. И. Ленин. В качестве неотложной задачи партии В. И. Ленин определял обеспечение власти за народным представительством, устранение, разрушение, свержение самодержавного правительства. Полное осуществление этой цели, подчеркивал Ленин, возможно только путем вооруженного восстания. Он призывал соединить в один поток три ручья борьбы: рабочий взрыв, крестьянское восстание и военный «бунт».
«Давно уже, с лета прошлого года, — писал В, И. Ленин, — со времени знаменитого восстания «Потемкина» наметились вполне определенно эти три формы действительно народного, т. е. массового, бесконечно далекого от заговора, активного движения, восстания, ниспровергающего самодержавие. От слияния этих трех русл восстания зависит, пожалуй, всего более успех всероссийского восстания»[114].
Однако, как известно, преобладающие тогда в ЦК меньшевики отказались идти по этому, единственно верному пути. Они провели решение об участии в кадетском совещании членов распущенной царским правительством I Думы и подписали вместе с ними манифест о пассивном сопротивлении царизму. Луганский комитет партии и вся Луганская большевистская организация, как и другие местные партийные организации, были возмущены подобными действиями меньшевиков и практически игнорировали тактику «пассивного сопротивления». Мы следовали указаниям Ленина и еще более усилили подготовку к вооруженному восстанию.
Для того чтобы более правильно организовать нашу практическую работу, мы послали тогда в Петербург, к Владимиру Ильичу, одного из членов Луганского комитета партии, профессионального революционера Г. И. Левина (Анатолий. Он впоследствии отошел от партии).
Владимир Ильич тепло принял нашего делегата. Выслушав его подробный доклад, Ленин забросал его вопросами. Владимира Ильича интересовало буквально все связанное с нашей подготовкой к вооруженному восстанию: численность и состав войсковых частей, налаженность связи с ними, влияние организованных ячеек в частях, много ли рабочих среди солдат, участвовали ли воинские части в подавлении рабочих выступлений и крестьянских волнений, откуда могут быть стянуты войска в Луганск в случае неповиновения местного гарнизона. Расспрашивал Ленин и о том, какова наша собственная боевая сила и на чем приходилось испытывать ее, как отразилось на настроении широких рабочих масс подавление горловского восстания, на кого можно было бы возложить руководство боевыми действиями в случае выступлений, и о многом другом.
113
«Донецкое слово» № 27, 28 июня 1906 года.
Хочется отметить, что в подготовке резолюции и в разъяснении собравшимся обсуждаемого вопроса большую роль сыграл наш главный оратор на этом митинге, большевик, пропагандист-профессионал Алексей Федорович Агарев (Никита). Не будет лишним сделать небольшое отступление и рассказать хотя бы очень кратко об этом человеке.
А. Ф. Агарев родился в 1878 году в Пензенской губернии в семье сельского священника. В юношеские годы окончил духовную семинарию. Затем учился на медицинском факультете в Томском университете, откуда был исключен за участие в студенческой забастовке. Преследуемый за революционную деятельность, бежит за границу, оканчивает электротехнический институт в Тулузе (Франция), где получает диплом инженера-электротехника. В партию он вступил в 1901 году и сразу же проявил себя талантливым пропагандистом ленинского направления, но в дальнейшем стал все более склоняться на позиции меньшевиков. Был членом социал-демократических комитетов в Иркутске, Уфе, Екатеринбурге, Харькове, выполнял ответственные задания Центрального Комитета партии в Самаре, Твери, Екатеринославе, Константиновке и Юзовке.
В начале 1906 года А. Ф. Агарев по заданию партийного центра прибыл в Луганск и оказал нам, большевикам, большую помощь в налаживании организационной и массово-политической работы. Он был делегатом IV съезда РСДРП от «Донецкого союза» под фамилией Дубравин и V съезда партии от юзовско-петровской организации под фамилией Антрацитов (Огарев). Вел он себя на съездах очень неровно. Так, на одном из заседаний IV съезда, слушая выступление Плеханова и возмущенный его нападками на В. И. Ленина и большевиков, Никита чуть ли не с кулаками бросился к трибуне. В то же время при голосовании по всем основным, принципиальным вопросам он оказывался в меньшевистском лагере. Поэтому в материалах обоих съездов он справедливо охарактеризован как меньшевик.
За участие в революционной борьбе Никита неоднократно подвергался арестам и ссылкам. В 1908 году, скрываясь от новых преследований, бежал в Париж, где входил в группу содействия социал-демократов (большевиков).
Тяжелая эмигрантская жизнь забросила его в 1912 году в Канаду, где он, имея инженерный диплом, вынужден был работать чернорабочим на прокладке железных дорог и лесозаготовках. Там он встретился с русскими рабочими и крестьянами, прибывшими на заработки за океан, и создал среди них социал-демократическую организацию. В 1913 году перекочевал в США и активно работал там в русском отделе Американской социалистической партии, вел большую агитационную работу среди русской эмиграции в разных городах страны, был соредактором газеты «Новый мир».
Неправильно поняв и оценив Февральскую революцию, А. Ф. Агарев стал выступать за продолжение войны с Германией («ради спасения революции»). Он отрицательно отнесся и к Октябрьской революции, не веря в ее окончательную победу. Все это поставило его вне рядов партии, но он вернулся на родину. Некоторое время работал во Владивостоке. Во время захвата Дальнего Востока японцами бежал в Шанхай, потом вернулся во Владивосток и оттуда, уже по заданию местных органов власти, снова попал в Китай как заместитель председателя миссии Дальневосточной Республики. В 1922 году он был отозван из Китая и постановлением Дальбюро ЦК РКП(б) был назначен членом правления банка Дальневосточной Республики. В 1924 году его опять командировали в Китай для банковской работы, где он и пробыл почти три с половиной года.
Глубоко осознав свои ошибки, А. Ф. Агарев в 1928 году подал заявление о приеме его в ряды нашей большевистской партии, прошел кандидатский стаж и был принят в 1931 году в члены ВКП(б). Зная его прямоту и честность по прошлой работе, я оказал ему тогда содействие во вступлении в партию, и он впоследствии с благодарностью вспоминал об этом.
В автобиографии (она хранится в моем личном архиве) А. Ф. Агарев писал: «Когда я вернулся на свою территорию в 1922 году, Соввласть уже была победительницей на всех фронтах. Я испытал чувство неловкости проситься в партию в такой момент, принимая во внимание, что в 1917 и 1918 годах я был противником Соввласти, а в 1919 году хотя и не был по ту сторону баррикад, но во всяком случае в самый тяжелый момент Соввласти был вне поля боя. В то время некоторые из бывших эсеров подали заявление о вступлении в партию и их заявления в партийных кругах встретили ироническое отношение. То обстоятельство, что в этот момент были теоретически возможны и посторонние мотивы при вступлении в партию, долго было причиной многих колебаний».
Так сложилась судьба активного участника революции 1905—1907 годов Алексея Федоровича Агарева. Мне было известно, что в 1933 году он прошел проверку в связи с чисткой партии, затем я потерял его из поля зрения и не знаю, что с ним было дальше. Но в памяти моей он сохранился как верный интересам народа революционер, совершивший большую ошибку и искупивший ее своими делами.