— Зачем вы это сделали? — спросил я ее, едва сдерживая обуревавшее меня волнение. — Кто вас об этом просил?
— Да никто меня не просил, — поспешила ответить она, видимо, уловив в моем голосе тревогу и подозрение. — Сама я. Вижу, заснул молодой человек, рука и ноги на чемоданах, а коробка-то на виду, безо всякого присмотра. А утром всякое может быть, — глядишь, и позарится кто-нибудь на чужое добро. Вот я и решила забрать ее к себе. Да уж больно тяжела она, идите возьмите сами.
Снова взметнулось чувство подозрительности. Но во всей фигуре женщины, в ее лице и глазах было столько теплоты и доброжелательности, что я упрекнул себя за подозрительность.
Коробка была цела и невредима, лишь сверху прикрыта женским головным платком. От сердца отлегло, стало легко и радостно. Взяв коробку, я поблагодарил женщину за внимание и хотел дать ей хоть немного денег.
Лицо женщины вспыхнуло, и она решительно отстранила мою руку.
— Не надо, — сказала она. — Неужели вы думаете, что я поступила так ради денег? Я мать. Может быть, где-нибудь и мой сын вот так же мается с сумками.
Да, это была настоящая мать, каких мне немало пришлось встретить на моем долгом жизненном пути, — их доброта не вознаграждается деньгами…
Так закончилась моя вторая поездка за оружием. Теперь почти каждый член нашей боевой дружины был обеспечен маузером или браунингом. Наш боевой дух еще более окреп, и мы с еще большей уверенностью смотрели вперед.
Приближались новые решительные схватки с нашими классовыми врагами — самодержавием, помещиками и буржуазией. И мы были полны решимости отдать этой борьбе все свои силы. Мы твердо верили в нашу победу.
ВРАГ НАСТУПАЕТ
Как и предполагал В. И. Ленин, меньшевистское большинство Центрального Комитета, избранного на IV (Объединительном) съезде РСДРП в Стокгольме, продолжало проводить оппортунистическую линию в руководстве революционным движением, проводило соглашательскую политику. Меньшевики все больше сползали вправо, все дальше отходили от самостоятельной пролетарской политики, все больше приспосабливались к чуждой пролетариату линии — лозунгам и политике либеральной буржуазии. Все это диктовало необходимость быстрейшего исправления положения и отсюда, как самая неотложная, вытекала задача созыва нового, V съезда партии.
С требованием проведения нового партийного съезда выступил Петербургский комитет и многие другие партийные организации, где преобладали большевики. Вскоре это стало всеобщим мнением партии, в том числе и нашего Луганского большевистского комитета, который горячо включился в развернувшуюся по всей стране непосредственную подготовку к съезду. Эту работу нам приходилось вести в очень сложных условиях и в неустанной борьбе против меньшевистской части нашей организации, которая пыталась навязать рабочим свои оппортунистические установки. В борьбе с меньшевиками мы стремились повысить боеспособность нашей партийной организации, пополнить ее новыми передовыми рабочими, укрепить все звенья нашего большевистского подполья.
Большое значение мы придавали кампании по выборам во II Государственную думу, разоблачению уловок царского самодержавия, пытавшегося спрятать за Думу, как за ширму, свою преступную внутреннюю и внешнюю политику. В условиях спада революции большевики внесли существенную поправку в свою избирательную тактику.
«Теперь как раз наступило время, — отмечал В. И. Ленин, — когда революционные с-д. должны перестать быть бойкотистами. Мы не откажемся пойти во вторую Думу, когда (или: «если») она будет созываться. Мы не откажемся использовать эту арену борьбы, отнюдь не преувеличивая ее скромного значения, а, напротив, всецело подчиняя ее, на основании данного уже историей опыта, другого рода борьбе — посредством стачки, восстания и т. п.»[117]
Нам в Луганске было известно, что на Всероссийской партийной конференции в Таммерфорсе (ноябрь 1906 года) меньшевики с помощью бундовцев провели решение о допустимости блоков с кадетами. Это был явный отход от установки IV партийного съезда. Нас возмущал этот новый оппортунистический шаг меньшевиков, но мы знали, что Ленин и его единомышленники от имени большевистской части конференции выразили «особое мнение», которое явилось по существу избирательной платформой большевиков. Именно этим документом мы и руководствовались в своей работе на местах.
«Особое мнение» большевиков, или как его называли иногда, «заявление четырнадцати» (по числу большевистских делегатов конференции) было написано В. И. Лениным и исключительно четко определяло обстановку и задачи партии в тот период. В нем говорилось: