Так однажды хотел поступить и я. Но, как только я оперся на колоду, чтобы вскочить на нее, доской мою руку прижало к колоде, а когда я оперся другой рукой, то прищемило и ее. Я даже не успел вскрикнуть, так и осел от боли возле колоды. Обе мои руки были изуродованы, ногти сорваны.
Ребята унесли меня домой. Там началось мое лечение — примочки, гусиный нутряной жир, нашептывания бабок. Как ни странно, я стал выздоравливать. Видимо, выручила крестьянская живучесть.
Все это припоминалось в рудничной больнице. Особенно горько было оттого, что в моем несчастье были повинны люди, умышленно подстроившие все это. Как же им не стыдно, за что они так меня обидели?
Мне очень не хотелось вновь встречаться с моими обидчиками, и я не знаю, как бы все произошло дальше, если бы весть о моей беде не дошла до моей матушки. Она решила взять меня к себе насовсем.
Отец и мать переехали в это время на соседний с нашим Голубовским — Шепиловский рудник. Я занялся и здесь выборкой колчедана. Но продолжалось это недолго.
Шепиловские шахты были очень плохо оборудованы. Однако не это угнетало отца. Он снова встретил здесь грубость и несправедливость и решил вернуться в село Смоляниново. Мне же пришлось опять перебраться на Голубовский рудник, к старшей сестре. Так я невольно вновь очутился там, где был избит.
Снова выбирал колчедан и пустую породу, очищал, или, как говорили шахтеры, обогащал, уголек. К этому времени я уже изрядно наловчился и набирал по нескольку ящиков в день. Катя откладывала мой заработок и как-то несказанно обрадовала меня, объявив при соседках:
— Ну, Климушка, пойдем сапоги выбирать. Будешь сам покупать, на свои кровные.
Мы пошли в магазин всей семьей, и я не чуял под собой ног. Там было много всякого товара и разных сапог. Но мне понравились очень ладные, маленькие шевровые сапожки на высоком каблучке. Вряд ли они годились для каждого дня, но Иван и Катя не стали возражать. Так я стал обладателем первой собственной вещи — царственных сапожек, которые принесли мне еще одно горе, но об этом я расскажу позднее.
В тот же раз купили мне и другие вещи — рубаху, штаны, полотенце. Все это радовало, и я чувствовал себя вполне рабочим человеком. Однако тягостные и удручающие воспоминания о моем тяжелом избиении не проходили, напоминали о нем и постоянные головные боли. Поэтому я был очень рад, когда за мной приехала мама и сказала, что на этот раз уже навсегда заберет меня домой.
Это было, кажется, в начале 1891 года, и обратный путь в имение Алчевского в ту студеную зиму запомнился мне на всю жизнь. Только случай спас тогда меня и мою мать от гибели в завьюженной степи.
ДОРОЖНЫЕ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ
От рудника Голубовского до села Смоляниново, куда нам предстояло добираться пешком, было километров тридцать. Идти надо было по заснеженной дороге, через несколько деревень. Мама хорошо знала дорогу, и, кроме того, на пути лежало село Боровское, где мама родилась и провела свои девичьи годы. Там можно было передохнуть у родных.
Зима стояла в тот год холодная, морозная и ветреная, метели и бураны продолжались почти непрерывно. Мама торопилась и не хотела задерживаться на руднике: дома ее ждали отец и маленькая Нюра, да и меня ей хотелось увезти отсюда как можно скорее, чтобы я навсегда забыл о драчунах.
Наши сборы были недолгими. Утро выдалось, на счастье, спокойное, и даже временами появлялось солнце. Моя одежонка была совсем ветхая, и к тому же, как на грех, порвались в паху штаны. О нижнем белье мы тогда понятия не имели.
Сначала все шло благополучно. Дорога была хорошо накатанной, и только местами ее переметали снежные заносы. Потом подул пронизывающий ветер, помела поземка и пошел густой снег. Мы продолжали идти. Мама подбадривала меня:
— Держись за меня, сынок, скоро снег перестанет, снова появится солнышко, все будет хорошо. Дойдем до деревни и там заночуем.
Но снег валил все гуще, а ветер становился все свирепее. Скоро метель закрутила вовсю и превратилась в воющую снежную бурю. Дорогу занесло. Мама взяла меня за руку и изо всех сил тянула за собой. Но я очень устал и наконец совсем ослабел и сказал, что дальше идти не могу. Меня сковала вялость, страшно хотелось спать, и я опустился в изнеможении прямо на снег.
Мама решила дать мне немного отдохнуть. Присела возле меня и прикрыла полой своего пальто. Я приник к материнским коленям и, немного согревшись, заснул. Сколько времени продолжался этот сон, трудно сказать, но вдруг я услышал мужской голос и, открыв глаза, увидел прямо над собой лошадиную морду. Оказалось, что это проезжий крестьянин, также застигнутый бураном, буквально наткнулся на нас. Осадив запряженную в сани лошадь, он воскликнул: