— А зачем тебе да и Климу все это? — ответил Семен Васильевич. — Книжки читать — занятие господское.
— Нет, — возразила мама, — испокон веку говорят: «Ученье — свет, а неученье — тьма».
— А нам все едино тьма — что грамотным, что безграмотным, — настаивал на своем дядя Семен. Он был старше мамы и, видимо, осуждал не только ее мечты о моем обучении грамоте, но и весь образ жизни нашей семьи. — Вы вот оторвались от земли, все маетесь с места на место, а что толку? — спросил он.
— Так ведь птица и та ищет, где лучше, — ответила мать.
Семен Васильевич посмотрел на мать грустным взглядом и стал убеждать ее в преимуществе крестьянской жизни перед жизнью рабочих.
— Ты подумай только, — говорил он, — семья у нас не меньше, а поболе, чем у вас, а вот с голоду не умираем, хотя и живем бедно. Не легко это — крестьянствовать на песках. Но если потрудиться как следует да унавозить землю, то и сыт будешь всю зиму: своя капуста, картошка, огурцы. Чего еще надо? А вы пошли легкой жизни искать!
— Какая же это легкая жизнь — с утра до вечера спину гнуть на рудниках или в имении, — возразила матушка. — Каждый живет как может.
— Жить-то живем, да и подохнуть недолго, — сказал дядя. — Сама ведь рассказывала, как в степи чуть-чуть не замерзли. Ты бы хоть о Климе подумала — пристроила бы его к крестьянскому делу. А то заморозишь парня где-нибудь или он сам в каких-нибудь обвалах погибнет.
Мать не стала с ним спорить, но, как видно, запомнила этот разговор. В этом я убедился вскоре после нашего возвращения домой.
В Смолянинове мне выпала небольшая передышка. Не знаю почему, то ли работы не было, то ли родители хотели, чтобы я окреп немного после больницы, но я до самой весны ничем особенным не занимался, если не считать обычных домашних дел. Это помогло мне набраться сил, и хотя все еще ощущались сильные головные боли, я уже стал сам подыскивать себе какой-нибудь заработок, чтобы не быть обузой в семье.
В один из теплых весенних дней к нам из хутора Воронов приехал гость — мой двоюродный брат Потап Ворошилов, сын Спиридона Андреевича Ворошилова — родного брата моего отца. Это был уже семейный человек, лет примерно тридцати, но жил он вместе с двумя другими братьями одной семьей — под отцовской крышей. У него было двое детей: девочка лет десяти и мальчик моих лет.
Потап Спиридонович сказал моей матери, что он попал в Смоляниново проездом и что очень рад видеть всю нашу семью в добром здравии.
— Клим-то все еще не работает? — как бы мимоходом спросил он.
— Он ведь в больнице лежал — избили его колчеданщики, — ответила мать. — Сейчас отошел, скоро и к делу какому-никакому опять пристроится.
— Слыхал, слыхал, — перебивая мать, сказал Потап Спиридонович. — Может, Клим к нам съездит погостить? Как, Клим, — обратился он ко мне, — поедешь?
Мне понравилось это предложение, но сразу подумалось и о том, что без моей поддержки дома будет труднее.
— Я-то поехал бы, — ответил я, — да ведь и отцу с матерью помогать надо. Каждая копейка в доме на счету.
Но маме, видно, хотелось, чтобы я поехал с дядей. Она стала уговаривать меня, что они обойдутся и что в деревне, у дяди, мне будет хорошо.
— Может быть, и привыкнешь к крестьянскому труду, — добавила она. Я вспомнил Боровское и разговор, который вел с матушкой Семен Васильевич. И уступил настояниям мамы.
Попрощавшись со всеми, мы с Потапом Спиридоновичем поехали на хутор Воронов. «Вот погощу там немного, — думал я в дороге, — вернусь домой и уж по-настоящему возьмусь за дело — пусть матери и отцу будет хоть чуточку полегче. Разве не видно, как надрываются они из последних сил».
Но гостевание мое затянулось на многие месяцы. Оказывается, моему дяде Спиридону Андреевичу и его сыновьям попросту нужен был даровой работник.
Пребывание на хуторе Воронов стало для меня еще одним уроком жизни. Здесь я побывал в шкуре батрака, хотя и жил у родственников.
ГОСТЬ-БАТРАК
Поездка на хутор Воронов, обычная и ничем не примечательная, все же осталась в памяти. Потап Спиридонович прибыл к нам верхом на лошади, и нам пришлось ехать с ним вдвоем в одном седле — он впереди, а я сзади… Лошаденка уныло плелась по весенней грязной дороге. На спусках она иногда позволяла себе легкую рысцу, и тогда из-под ее ног выплескивались тяжелые брызги грязи, долетавшие и до нас. Потап Спиридонович при этом морщился и прятал лицо в воротник.